на месте. Куда ни плюнь, все больно. Она медленно, как укрощенный и приученный к привязи зверь, последовала за своими тюремщиками по широким ступеням.

На гребне стены Гвенна замерла – от такого зрелища всякий бы остолбенел. За стеной тоже была яма – огромная яма, пробитая в камне горы, только больше, в сотни раз больше тех, в тысячи раз, и посреди ее, вытесанная из того же камня, пирамида. От стены через десяток массивных арок был перекинут мост, прямее копья устремлявшийся к нижней ступени пирамиды. Мост был широк – даже пьяный не рисковал бы с него свалиться, но никакие перила и борта не застили открывающийся с него вид на дебри внизу.

Дебри…

Странное слово для участка земли в сердце такого большого города, но другого Гвенна не нашла. Если в тех колодцах на дне был только голый камень, то эту дыру от самой стены до наклонного основания пирамиды заполонили листья и шипы – густые, местами непроницаемые заросли. Большинство деревьев были ей незнакомы. Среди них попадались толстые, пузатые – точно не ствол, а жирное тулово. Другие резали воздух блестевшими, как копейные наконечники, листьями. Некоторые тянули ветви к каменному мосту, к людям на нем, словно хотели схватить, раздавить…

– Это что? – вытаращил глаза Паттик.

Киль шагнул на мост и указал вниз, на внутреннюю поверхность стены. Камень ее был испещрен рубцами. Как будто некто, у кого когтей было куда больше, чем мозгов, раз за разом рвался наружу.

– Тоже клетка, как и там.

– Для кого клетка? – вскинулся Чент.

– Для габбья, – ответил Джонон.

Здесь еще сильнее, чем из колодцев, тянуло желчью и живой гнилью – запах был слабым, застарелым, словно чудовища недели, а то и месяцы назад покинули это место.

– Не сходится. Там… – Чу Ло кивнул на город за спиной. – Все эти статуи. Они им поклонялись.

– Одно дело поклоняться чудовищам, – заметил Киль, – и другое – пустить их жить среди вас.

– И чем же это кончилось? – спросил Паттик, глядя на поднимающуюся из зеленых дебрей ступенчатую пирамиду.

Джонон кивнул, словно услышал не вопрос, а вызов себе лично:

– Это я и намерен выяснить.

Но пирамида вместо ответов подкинула им новые вопросы. И главный среди них: почему строители не позаботились об обороне? Наклон стен был таким отлогим, что Гвенна сумела бы взбежать по огромным ступеням, не опираясь на руки. Тому, что обитало в яме, не было нужды биться в неприступные наружные стены. Всякому, одержимому голодом, яростью или стремлением к свободе, довольно было подняться по наклонной ступени и по каменному мосту выйти на наружную стену, а с нее по лестнице – прямо в город. Но здесь камень не сохранил следов когтей. Вместо рубцов стены исчертили многие строки надписей на языке, подобном знакам на пьедесталах статуй, – они окольцовывали огромный монумент, поднимались спиралью до самой вершины.

– Теперь сумеете прочесть? – обратился к Килю Джонон.

– Я кое-что понял в строении языка и составе слов. Например, вот это… – он указал на три гневных штриха, ничем не выделяющихся среди других знаков, – постоянно располагается вблизи этого…

Ямка и широкая скобка.

– Что это значит?

– Язык так не освоишь, – покачал головой историк. – Я вижу закономерности, но для понимания мне нужен опорный текст.

– Опорный… – повторил адмирал.

Его холодный тон противоречил запаху нетерпения.

– Здесь могли записать что угодно, – пояснил Киль. – Историческое событие. Молитву. Имена жителей, хотя для перечня фразы слишком сложны.

– Думаю, можно с уверенностью поручиться, – ответил Джонон, окидывая взглядом гигантские ступени, – что это не приглашение.

– Вы ожидали приглашения?

Адмирал хмыкнул:

– Чент, Лури, вперед. Чо Лу, Паттик, прикрывать движение сзади, наблюдать за ямой. Если из нее что-то покажется, стреляйте.

Двое легионеров, вскинув арбалеты, заняли места в последнем ряду. Гвенна слышала, как неровно бьются их сердца.

Подъем на вершину ее измучил. Гвенна запыхалась, все тело натянулось тетивой. Кроме Копья Интарры, она не знала сооружений, подобных этому огромному монолиту. Он выглядел творением скорее природы, нежели человеческих рук, а с его вершины открывался весь раскинувшийся внизу город: широкая круглая впадина у подножия – как заполненный корявыми деревьями ров, стена вокруг него, кривые улочки, площади с колодцами, разрезающие плоскогорье овраги и пропасти с запада и с юга, где плато обрывалось к морю. На севере за городскими зданиями начинались поля и уходили к линии невысоких холмов. Поля были размечены каменными стенками, на перекрестках дорог сбивались в кучу домики и амбары. С этими полями вид делался почти привычным. Тем, кто здесь жил, тоже надо было что-то есть. Наверняка земледельцы, как везде и всюду, следили за погодой, наблюдали смену времен года, ворчали, что мало осадков или что лето слишком дождливое… В пору жатвы широкие дороги бывали забиты телегами с зерном или маисом, шумные ярмарки звенели голосами торгующихся…

Тут она вспомнила о пирамиде у себя под ногами.

Гвенна сама не знала, что ожидала увидеть на вершине. Может, храм, а может, гробницу. Но только не сад.

Здесь не было одичалых зарослей, как у подножия. Площадка на вершине – на ней мог бы собраться народ маленького селения – была засажена пышными смолистыми деревьями, зеленой травой и цветами. Строители, очевидно, порядочно заглубили ее между краями, чтобы засыпать плодородной землей. А посередине была груда черепов. Только далеко не человеческих.

В некоторых было что-то кошачье, такие могли принадлежать тиграм или львам. Попадались похожие на медвежьи; несколько с большими клыками и резцами – кабаньи, а самые зубастые могли быть крокодильими, хотя климат здесь вроде бы не подходил для крокодилов. И еще были совсем непостижимые, с шестью глазницами, двумя ротовыми отверстиями, с одиночным рогом на лбу… Иные из этих черепов равнялись величиной ее грудной клетке. В одном Гвенна могла бы выспаться, забравшись в клыкастую пасть.

– Опять габбья, – пробормотал Дхар.

– По-видимому, в жертву приносили не только людей, – обернувшись к нему, заметил Джонон.

– Но если местных людей убивали чудовища, – качая головой, спросил Чо Лу, – кто тогда убивал чудовищ? Что за люди могли убить вот такое?

Он кивнул на череп у основания груды. Величиной с тележку, с четырьмя глазницами, клыками с предплечье Гвенны, рогами во все стороны…

– Не люди, – тихо ответил Киль.

Все взгляды обратились к нему.

– Это, – сказал он, помолчав, – работа неббарим.

Сердце успело отбить пять ударов в полной тишине. От солдат тянуло недоумением. На лице Чента зародилась и сразу умерла ухмылка. От Джонона пахло сталью и сомнением, и сквозь них пробивался страх.

«Этот человек, – подумалось Гвенне, – сомневаться не привык».

– Не шутите со мной, историк.

– Я не шучу.