– Наверное, он вряд ли стучался вдверь, – предположил Олег. – Тоже небось форсировал стену – мужик-токрепкий. Да… не повезло ему с этим котлованом… вполне мог бы уйти.

Женя шагнула к разбитому окну.

Двор по-прежнему был освещен, и один изпрожекторов оказался направленным прямо в котлован.

Охотников там и лежал – скорчившись, одна рукаприкрывала голову, другая была бессильно откинута. Поджатые ноги, острый уголплеча…

Мгновенно вспыхнуло воспоминание: на дачеКорнюшина они с Олегом смотрят на неизвестного, скорчившегося в углу. И, словноизображение наложилось на изображение, она вдруг отчетливо увидела другогочеловека, лежащего на полу, прикрывая голову рукой…

Другого? Нет!

Так вот оно что…

Отпрянула от окна:

– Он был здесь не один! Он сказал, что егокто-то ждет!

– Может, врал? – неуверенно подал голосГрушин.

– Нет, – встрепенулся Олег, напряженновсматриваясь в лицо Жени. – Я вспомнил… когда шел сюда через лес, видел удороги машину. Что-то серебристое мелькнуло. Но я был уверен, что, кроме вас,здесь никого нет! Получается, Эмма связалась с ним немедленно?

Гудок, другой, третий… шестой… Эмма молчасмотрит на телефон, потом берет трубку – и снова опускает на рычаг…

– Эмма ничего ему не сообщала, – уверенносказала Женя. – В том-то и дело! С нее вполне хватило той истории – сомной. Больше он от нее ничего не узнал. Я же говорю, был другой человек,которому Аделаида фактически сама сказала, где находится… сказала сегодняутром! Охотников узнал об этом, может быть, даже раньше, чем мы.

Олег и Грушин молча смотрели на нее. Грушинтихо охнул.

– Ты думаешь… – пробормотал Олег и резкоповернулся: – Аделаида Павловна, кому и зачем вы звонили сегодня утром?

Аделаида не ответила, не шелохнулась. Да ивсхлипывания давно утихли.

– Кажется, уснула, – шепнула Женя. –Но это неважно.

– Думаешь, он еще ждет? – прищурилсяОлег.

– Наверняка. Хотя, может быть, перестрелкаспугнула. Ты помнишь, где видел машину?

– Конечно. Только в лесу сейчас темно.

– Может, найдется какой-нибудь фонарь? –Женя пошла к лестнице, ведущей в подвал.

– Я с вами! – вскинулся было Грушин, нототчас схватился за плечо и сел, резко побледнев.

– Ради бога, Димыч! – сердито сказалОлег, и Грушин слабо замолотил кулаком по дивану:

– Черт, черт, будь он проклят, придурококаянный!

– «Имя окаянного осталось в летописяхнеразлучно с именем сего несчастного князя, ибо злодейство естьнесчастие», – пробормотал Олег.

– Что это? – изумленно взглянула Женя.

– Карамзин. «История государства Российского».Сказано о Святополке Окаянном, однако… Постой, я знаю, где фонарь. Возле тойдвери в подвале, через которую я вошел. Димыч, держись тут, мы скоро вернемся.

Уходящих гостей тут не задерживали. Болеетого, когда Олег грохнул кулаком по сейфу, куда канул пистолет шефа «АгатыКристи» (тот, сколько ни напрягал головушку, не смог вспомнить, какой коднабрал, а оружие Охотникова они оставили – на случай появления милиции), –дверца открылась сама собой. Так что у Жени теперь тоже был пистолет.

Олег сказал, что дорога лежит восточнее, и онипобежали через редковатый, чахлый подлесок.

– Да, это вам не тайга, – бормотнул былоОлег, но тотчас же чуть не упал, споткнувшись о трухлявое бревно, и впредьпомалкивал, пока тьма чуть-чуть не расступилась, вспугнутая быстрым промелькомсвета.

Похоже, вспыхнули и погасли фары.

Олег шепотом приказал Жене держаться за егоспиной, а когда она не послушалась, схватил за руку и дернул назад. И все-такиона порывалась обогнать его – главным образом потому, что, удерживая, Олег неотпускал ее руку.

Сумятица страшная царила в голове, обрывкимыслей мешались… в основном упреки и опасения. Упреки она адресовала себе.Почему не вспомнила того человека раньше?! Что теперь будет у них с Олегом… Очем еще умолчал сегодня Грушин – черт его знает почему, то ли значения непридал, то ли и впрямь из-за старой обиды на Женю… Вот бог его и наказал, но ненаказал ли он заодно и ее?

Она гнала от себя эти мысли, потому что думатьсейчас надо было совершенно о другом, но ничего не могла поделать с глупойголовой и глупым сердцем.

Благополучно одолев какую-то канаву, выбралисьнаконец на дорогу – и тотчас замерли, залитые слепящим светом: человек,сидевший за рулем, включил фары.

Сейчас можно было ждать чего угодно: выстрела,внезапного рывка машины вперед, на них, – или, наоборот, паническогобегства.

Но он не сделал ни того ни другого: опятьпогасил свет и остался сидеть в кабине. Затаился и ждал – осторожно… трусливо?А ведь он, в сущности, всегда был трусом, этот человек, который уничтожал своихврагов, используя чужое безумие…

Женя поняла это внезапно – и страх сразуотошел. В ее голосе звучало лишь усталое презрение, когда, стукнув стволом встекло, она сказала:

– Выходите, Сергей Владимирович. Побеседуем насвежем воздухе.

* * *

«Во многой мудрости многая печаль, иумножающий знание печаль умножает…»

О, как бы я хотел не знать того, что знаю, ине ведать того, что ведаю! Зачем я оглянулся, зачем не удержался от соблазна,зачем обогатился этим знанием, которое подобно каиновой печати… однако вотличие от нее прожигает не только лоб, но и сердце?»

Из дневника убийцы

* * *

Климов медленно выбрался из машины и стал,привалясь к стеклу.

Он молчал.

Нет, пожалуй, Женя недооценивала его!Чудилось, сейчас она отчетливо слышит в лесной тишине быстрый полет его мыслей:он мгновенно оценил ситуацию, мгновенно собрался – настолько, что не сталтратить времени на дешевые восклицания типа: «Какая приятная, а главное,неожиданная встреча!» Он выжидал хода противника.

Ход сделал Олег: