– А разве Полежаева тоже я убил? Ну да, онговорил…

И прежде чем Женя успела что-то сказать, резкостиснул плечо Аделаиды:

– Вставай, хватит придуриваться. Пора!

– А вам когда возвращаться назначено? – струдом продираясь сквозь подступившую к горлу тошноту, выговорила Женя.

«Я сошла с ума! Что я делаю, ведь он сейчас…»

Ей было страшно, страшно! Хотелосьотвернуться, припасть к стенке, зажмуриться…

Да. И так стоять, пока он протащит мимоАделаиду?

– Возвращаться? – Его взгляд был какудар. – Когда все закончу здесь.

– Что вы делаете, что делаете? –забормотала она, чувствуя, как прыгают губы. – Зачем, ну зачем?.. Ну ктовам разрешил? Палачом быть – это мирское искупление, это клеймо, так всегдабыло, а вы что делаете с ними… с собой?

– А они со мной – что? – прошепталОхотников, касаясь искореженного лица, – и вдруг вздрогнул, прислушиваясь.Чудилось, он услышал некий призыв: расплывчатый взгляд сделалсясосредоточенным. – Время!

Дернул Аделаиду, принуждая встать, но она систерическим криком упала с кресла. Плед соскользнул, открыв ее ноги. Женярастерянно моргнула. Где тонкие, изысканные колени? Это были тощие голые ногистарухи, покрытые сине-багровыми узлами набухших вен. Какие-то полосатыевязаные гетры. И она вдобавок так странно держала ноги – крепко сжатыми, будтодевочка-скромница. Они были словно связанными, вот что первое приходило вголову. И когда Аделаида неловко поползла вперед, упираясь руками и подтягиваятуловище, ноги оставались неподвижными и волоклись за нею, словно что-тоненужное, неживое, каменное.

Женя с невольным отвращением отшатнулась, иАделаида, всхлипывая, протащилась мимо, подталкиваемая легкими брезгливымипинками.

«Неужели он вот так будет гнать ее до озера?»– мелькнула мысль, однако Охотников очередным тычком направил Аделаиду вбоковой коридор, в стороне от входа, и Женю вдруг осенило: ведь он не копируетсмерть в точности – он совершает жертвоприношение. Ему подойдет любая вода. Тадверь из коридора наверняка ведет в ванную. Там и сыграет Глюкиада своюпоследнюю роль. А они с Грушиным будут слушать, как она захлебывается…

…Женя метнулась вперед так внезапно, чтоошеломила этим не только Охотникова. Она тоже испытала мгновенный шок отизумления собственным безрассудством – это и ослабило удар сомкнутыми руками,который она обрушила на правое плечо Охотникова, едва тот миновал ее.

Он не упал, только сильно качнулся, выронив отнеожиданности пистолет, но в то же время стремительно нагнулся к нему. В то жемгновение Грушин, который тоже намеревался схватить оружие, но понял, что недотянется, резким пинком отправил пистолет в угол – и тут же опрокинулсянавзничь от страшного удара ногой в лицо, захрипел.

Охотников, белый от бешенства, метнулся кЖене, но она успела отскочить и бросилась бежать.

К выходу не прорваться, к окну. Охотниковпоймал ее за руку, но Грушин перекатился по полу ему под ноги, и убийцараспластался на полу.

Женя в один прыжок оказалась возле какой-толестницы, скатилась по ней – и замерла, ослепленная темнотой.

О господи… Она в каком-то подвале! Как тогда,как тогда, но теперь она не знает, куда бежать, и то, что сошло с рук однажды,второй раз может погубить ее. Она опять загнала себя в ловушку!

Глаза незряче перебегали по стенам. Включитьбы свет, осмотреться. Нет, он заметит ее сразу. Если бы у нее был пистолет… Онаясно видит силуэт убийцы, нагнувшегося над лестницей. Сейчас его глазапривыкнут к темноте, и…

Женя зашарила по стене ладонями, ищакакую-нибудь нишу, каморку, где можно укрыться, найти палку, хоть что-нибудь,любой предмет, которым можно ударить.

Сверху донеслось какое-то движение, словночеловек начал спускаться. Щелкнул передергиваемый ствол, в который посылаютпулю. И в этот миг Женя увидела узкую полосу света вдали. Того самого –белесого, мертвенного света, которым была залита лужайка перед домом.

Там выход! Там приоткрыта дверь!

Она ринулась вперед, но тотчас раздалсявыстрел – пуля свистнула над ухом, еще раз громыхнуло за спиной… и Женя упала,сбитая страшным толчком в спину.

Она рухнула плашмя, задохнувшись от удара,захлебнувшись соленым вкусом во рту. Почти сразу дернулась вскочить – и несмогла: что-то прижимало ее к полу.

Мгновение она лежала без чувств, без мыслей,поглощенная ужасом, и вдруг поняла, что ее сбил с ног человек. Сбил, навалилсявсей тяжестью, прикрывая от пули. Выстрелов больше не было. Может быть,Охотников решил, что попал? Женя боялась шевельнуться. И вдруг ее пронзилстрах. А что, если этот человек убит? Что, если он принял в себя пулю, котораябыла предназначена ей?

Лежит неподвижно, она не слышит его дыхания.

Женя слегка повернула голову и тотчас ощутилана щеке легкий вздох. И сердце, почудилось, перестало биться, потому что онаузнала его – узнала только по одному вздоху.

Олег…

Дрожь сотрясла ее тело, что-то мокрое поползлопо щеке. Пальцы Олега коснулись ее губ, призывая к тишине, и Женя ощутила, чтоони тоже сразу стали влажными от ее слез. Олег чуть шевельнул ладонью, то ливытирая эти слезы, то ли просто погладил Женю по щеке, и, бесшумноперекатившись на бок, внезапно вскочил и ринулся к лестнице.

Женя какое-то мгновение еще лежала,оглушенная, ошеломленная, как вдруг наверху снова грянул выстрел.

– Олег! – закричала она и, вскочив наноги, взлетела по лестнице, не думая, что может нарваться на пулю, не видяступенек.

Споткнулась на последней, опять упала плашмя –и едва не закричала, увидев Грушина, который стоял на коленях посреди холла,держа в левой руке пистолет и целясь в двух сцепившихся людей. Руку его так иводило из стороны в сторону.

«Откуда у него оружие?» – тупо удивилась Женя– и в ту же минуту Олег опрокинулся навзничь от рубящего удара.

Хрипя, согнулся, попытался подняться – сноваупал от пинка в живот.

Охотников простер к нему руку и какой-то мигстоял, передергивая пальцами, пока не понял, что в них нет пистолета, что онбезоружен.

Быстро нагнулся, выкручивая упавшему руку,пытаясь вырвать пистолет, но Олег бился, не разжимал пальцев и вот,изловчившись, страшно ударил ногой.

Охотников отлетел к стене, его скрючило отболи, казалось, он сейчас упадет. Однако устоял, медленно выпрямился.

Правую сторону его лица перекосила мучительнаягримаса. И теперь это была одна сплошная маска – безумия, смерти…