— Ярре!

Он поднял на нее глаза. В глазах была пустота.

— Иоля? — спросил он, с трудом шевеля пересохшимигубами. — Откуда ты…

— Во, вопросик! — тут же перебила она. —Лучше скажи, откуда ты здесь взялся?

— Мы принесли нашего командира… Воеводу Бронибора…Раненого…

— Ты тоже ранен. А ну, покажи руку. О богиня! Ты жеизойдешь кровью, парень!

Ярре глядел на нее, а Иоля вдруг усомнилась в том, что он еевидит.

— Идет бой, — сказал юноша, слегка постукиваязубами. — Надо стоять стеной… Сомкнув ряды. Легко раненные должны носить влазарет… раненных тяжело. Приказ.

— Покажи, говорю, руку.

Ярре коротко взвыл, зубы принялись отбивать дикое стаккато.Иоля поморщилась.

— Ого-го. Скверно это выглядит… Ох, Ярре, Ярре… Вотувидишь, матушка Нэннеке будет недовольна… Пошли со мной.

Она заметила, как он побледнел, когда увидел, когдапочувствовал висящую под полотном палатки вонь. Покачнулся. Она поддержала его.Видела, что он смотрит на залитый кровью стол.

На лежащего там человека. На хирурга, маленького низушка,который вдруг подпрыгнул, затопал ногами, грубо выругался и бросил на землюскальпель.

— Черт! Курва! Почему? Зачем все так? Кому это нужно?

Никто ему не ответил.

— Кто это был?

— Воевода Бронибор, — еле слышно пояснил Ярре,глядя вперед пустыми глазами. — Наш командир… Мы стояли твердо в строю.Приказ. Как стена. А Мэльфи убили…

— Господин Русти, — попросила Иоля. — Этотпарень — мой знакомый… Он ранен…

— На ногах держится, — холодно бросилхирург. — А тут один почти умирающий ждет трепанации. Здесь никакиезнакомства не имеют значения…

В этот момент Ярре с большим чувством драматизма ситуациипотерял сознание и повалился на глинобитный пол. Низушек фыркнул.

— Ну хорошо. На стол его, — скомандовал он. —Ого, неплохо разделали руку. На чем это, интересно, держится? Пожалуй, нарукаве? Жгут, Иоля! Тугой! И не вздумай плакать! Шани — пилу.

Пила с отвратительным скрежетом вгрызалась в кость вышелоктевого сустава. Ярре очнулся и заревел. Ужасно, но коротко… Потому что,когда кость поддалась, он тут же снова потерял сознание.

* * *

Так вот и получилося, что могущество Нильфгаарда приказалодолго жить в пыли и прахе на бренненских полях, а на движении империи на севербыл положен окончательный крест. Убитыми и взятыми в плен империя потерялалюдей сорок и четыре тысячи. Полег цвет рыцарства, элитная кавалерия. Полегли,попали в плен и неволю, либо без вести пропали воители таких величин, как МенноКоегоорн, Брайбан, де Меллис-Сток, ван Ло, Тырконнель, Эггебрахт и другие,имена коих не сохранились в наших архивах.

Так оборотилася Бренна началом конца. Но следует тутотметить, что битва та была лишь малым камушком в строении, и невелик был бы еевес, коли б не то, что были мудро использованы плоды виктории. Надобнонапомнить, что заместо того, чтобы почить на лаврах и разрываться от гордости,а такоже почестей и наград ждать, Ян Наталис, почитай без передыху, двинулся наюг. Отряды конников под командой Адама Пангратта и Джулии Абатемарко разбилидве дивизии Третьей Армии, кои шли с запоздалой помощью Менно Коегоорну.Наталис разгромил их так, что nuntius cladis.[57] При известии о сем оставшаясячасть Группы Армий «Центр» срамно тылы показала и за Яругу в поспешностиретировалася, а поелику Фольтест и Наталис на пятки им наступали, потерялиимперские все свои обозы и все свои штурмовые машины, коими намеревались в неизбывнойгордыне своей Вызиму, Горе Белен и Новиград добыть.

И како лавина, с гор мчащая, все сильнее снегом обрастающаяи через это возрастающая, тако и Бренна все более суровые приносила Нилыргаардупоследствия. Трудные времена пришли для Армии «Вердэн» под командованием деВетта, коей моряки со Скеллиге и король Этайн из Пидариса великие впартизанской войне неудобства чинили. Когда же де Ветт о Бренне доведался,когда весть до него дошла, что форсированным маршем движется на него корольФольтест со Наталисом, то тоже приказал он поворот трубить и в панике за реку вЦинтру сбежал, трупами путь своего бегствия усеявши, ибо при вести онильфгаардских поражениях восстание в Вердэне вновь возгорелося. Токмо вНастрого, Розроге и Будроге, не взятых нильфами крепостях, могучие осталисьгарнизоны, откуда оне лишь после цинтрийского мира с почестью и штандартамивышли.

В Аэдирне же весть о Бренне к тому привела, что враждебныедружка дружке короли Демавенд и Хенсельт один другому правые руки подали исовместно супротив Нильфгаарда выступили. Группа Армий «Восток», что подкомандой герцога Ардаля аэп Даги к долине Понтара направлялася, не сумелавоспротивиться партизанам королевы Мэвы, кои тылы нильфгаардские жестоко рвали.Демавенд и Хенсельт загнали Ардаля аэп Даги под самый под Альдерберг. ГерцогАрдаль хотел было бой принять, но дивной судьбы случайностию неожиданно вдругживотом захворал, откушавши чего-то. Колики его прихватили и поносдизентерийный, так что в два дня скрутило оного в болях великих, и отдал онбогам душу. А Демавенд с Хенсельтом, не мешкая, по нильфгаардцам ударили, вхороброй битве наголову оных разбили, хотя ж по-прежнему у Нильфгаардазначительный перевес числом был. Так вот дух и искусство над силою тупой игрубой торжествовать обвыкли.

Надобно и еще об одном написать: что под Бренной с самимМенно Коегоорном сталось, того никто не ведает. Одни говорят, полег он, а телоне распознали и в общей погребли могиле. Другие толкуют, мол, живым ушел, ноимператорского убоявшися гневу, в Нильфгаард не вернулся, но сокрылся вБрокилоне, посреди дриад, и там пустынником стал, бороду до самой землиотпустил. И посередь дриад же от огорчений и забот преставился.

Кружит промеж люду простого предание, будто возвращалсямаршал ночами на бренненское поле и ходил меж курганов, стеная: «Верните мнемои легионы!», но в конце концов повесился на осине на том холме, который с тойпоры так и именуется — Шибеницкий. И ночью можно призрак старого маршала средьиных встретить призраков, разгромное поле сообща навещающих.

— Дедушка Ярре! Дедушка Ярре! Ярре поднял голову,поправил сползающие с вспотевшего носа очки.

— Дедушка Ярре! Бабушка Люсьена велела сказать, чтохватит на сегодня штаны просиживать да напрасные каракули разводить и что ужинна столе!

Ярре тщательно сложил исписанные листки и заткнул пробкойчернильницу. В культе руки билась боль. «К перемене погоды, — подумалон. — Будет дождь».