Сейчас трудятся только слуги, что работают в доме, а квечеру стянутся подружки из соседних домов, принесут шитье, придут с прялкамиили вышивками, будут перемывать кости мужчинам, отсутствующим подругам –привычное времяпрепровождение, словно и не уезжала из Артании.

С обеда она спустилась вниз, все так же надменно задираяподбородок. Тяжелые цепи грозно звякали по ступенькам при каждом шаге, она дажев оковах вызывала страх, слуги и воины поспешно убирались с ее пути, бормотализаклятия, на что она лишь презрительно вскидывала бровь. Как будто неведомо, чтогрозные боги Артании легко защищают своих артан от всех чар и магии тупых иленивых куявов, невежественных славов и пронырливых вантийцев!

Куявы, как она помнила, рабский и трусливый народ. Онипривыкли покоряться сильнейшему, а когда сильнейшего нет, они покоряются тому,кого считают хоть чуть сильнейшим, чем остальные. По своей рабскости ониполагают, что от них ничего не зависит, что все предопределено, расписано идавно решено богами, а человек должен только покориться и в конце концов за этосмирение попадет на небо, где его будут кормить и не будут заставлять работать.

Артанские боги, не желая повелевать рабами, дали своемународу полнейшую свободу. Ни во что не вмешиваясь, они награждали только тех,кто бесстрашно жил, отважно воевал и красиво умирал за Артанию. Те, ктопогибал, защищая дом и семью, героями не считались – это долг иобязанность каждого мужчины, в небесные чертоги допускался лишь тот, кто погиб,защищая честь и достоинство Артании. Кто погиб, защищая Артанию до последнеговздоха, до последней капли вздоха.

Я – артанка, напомнила она себе. Я не сдамся. Неотступлю. Я приучена бороться до последнего вздоха.

К вечеру внизу раздались радостные крики. Она бросилась кокну, успела увидеть, как Иггельд соскользнул с огромной туши дракона. Чернышлизнул ему руку и тут же помчался проведывать своих друзей из числа драконов.Иггельд, улыбаясь, отвечал на приветствия, потом вскинул голову и бросилбыстрый взгляд на ее окно. Блестка, словно предупрежденная, отступила в тотмиг, когда он только начал поднимать голову.

С сильно бьющимся сердцем она ждала, когда же закончитсяужин, когда он перескажет своим, где был и что видел, потом все-таки невыдержала и, подобрав цепи, чтобы не звенели, вышла из комнаты. Сверху хорошовиден богато накрытый стол, во главе сам Иггельд, рядом его друг Ратша, дальшеАпоница, еще несколько человек, которых она привыкла видеть в его обществе.Иггельд ел торопливо, но ей показалось, что он бледен, задумчив, а мысли витаютдалеко.

Так же тихо, стараясь не звякнуть, не выдать себя ни однимдвижением, она попятилась, отступила за угол. Ей показалось в последний миг,что Иггельд все-таки поднял голову и вперил взгляд наверх, в темноту, где оназатаилась, на всякий случай даже надменно и с гордостью выпрямилась,поморщилась и отвернулась с самым высокомерным видом, но в черепе болезненнобилась смятенная мысль: а что в ее случае – бороться до последнего вздоха?

Бежать, напомнила она себе. Тяжелые цепи, соединявшиещиколотки, легонько звякнули. Она торопливо отступила еще, вернулась в своюкомнату. Не поддаваться врагу. Ни его силе, ни его чарам. Он связан счародеями, они ему помогают, теперь и сама чувствует его чары, когда он чаруетее, очаровывает, пытается ослабить ее волю, сделать так, чтобы чувствовала себявсего лишь женщиной, слабой женщиной, почти куявкой…

Пришел Сбыслав, уже привычно повздыхал, пытаясь расцепитьтугие металлические скобы. Она сидела на ложе, опершись сзади руками, сказаланегромко:

– Твой хозяин справляется с этим легко. Почему он неделает это сам?

Сбыслав ответил с тяжелым вздохом:

– Видят боги, я сейчас у него это спрошу!

Блестка проводила его недоверчивым взглядом. Похоже, здесьнравы достаточно вольные, если слуга может сказать такое господину.

* * *

В дверь постучали. Стук показался ей робким, неуверенным,так не стучит господин, ясно – вернулся Сбыслав, что-то забыл или хочет ейнапомнить, а то и сообщить, что ответил Иггельд. Блестка промолчала, но навсякий случай поднялась и, перейдя к окну, сделала вид, что смотрит на площадь.В дверь постучали еще, затем послышался звук открываемой двери. Она необорачивалась, но сразу сильно забившимся сердцем ощутила, кто именно возник вдверном проеме. Даже увидела внутренним взором, как стоит, как смотрит с хмуройвраждебностью.

– Когда в дверь стучат, – раздался его хрипловатыйголос, – надо что-то ответить. Либо «Войдите», либо «Пошел к Ящеру».

Она снова не ответила, дверь хлопнула, закрываясь, его шагираздались ближе. Ее плечи напряглись, предчувствуя его горячие широкие ладони,по телу прошла теплая волна. Она стиснула челюсти и продолжала смотреть наплощадь.

– Или ты не услышала? – спросил он. –Повторяю для глуховатых: когда в дверь стучат…

Она прервала, не оборачиваясь:

– Что толку говорить «Пошел к Ящеру» хозяину?.. Всеравно войдешь. Как же не насладиться властью! Хоз-з-зяин!

Он задышал за ее спиной гневно, она ощутила аромат вина.Сказала торопливо, но с суровым предостережением:

– Если ты, пьяная свинья, собираешься меняизнасиловать, то подумай прежде.

Он спросил раздраженно:

– О чем?

– Ты мог убедиться, что я… не покорная куявка. И еслипопытаешься, то пожалеешь.

Она чувствовала, что он рассматривает ее с головы до ног,рассматривает бесстыдно, по-мужски, дыхание участилось, запах вина сталсильнее. Она напряглась, сердце стучало часто, еще не решила, как поступить,однако он сумел совладать с собой, даже словно бы отступил на шаг, только голосстал резче, а хрипловатые нотки ушли:

– Пожалею? Ты сейчас просто пленница. Рабыня. Я могутебя изнасиловать сам, могу отдать воинам. Как вы насиловали наших женщин,когда врывались в наши города!

Она пожала плечами.

– Покорным куявкам все равно, кто их насилует. Только кнасилию мужей привыкают, все по закону, а когда их насилуют другие, онипочему-то визжат! Но артанки – свободные люди. Изнасилуешь – умрешь.

Она наконец повернулась к нему лицом. Он стоял совсем рядом,пришлось вскинуть подбородок, чтобы смотреть ему в глаза. Он похудел запоследние дни, скулы заострились, верхние веки напухли и покраснели, словно онвсе эти дни не спал, но в серых глазах постоянно сменяется выражение отвызывающего к виноватому, от попыток перевести все в шутку до мужской жаждысломить противника и настоять на своем, неважно как.

– Ого, – произнес он наконец негромким голосом,глаза его блеснули. – Как коротко и как гордо.

– Мы артане, – ответила она кратко.

– За тебя так будут мстить?

– Я сама тебя убью, – ответила она, глядя вокно. – Я умру, прежде чем позволю себя испакостить. Но и мертвая приду иубью тебя.