Она рухнула на узкую постель, слезы брызнули горячие,жгучие. Ну почему, почему она так сглупила? Зачем отпустила отряд Ральсвика?

Снизу, как ей казалось, доносились веселые голоса, песни,хотя это, конечно, в коридоре за дверью хохотали и дурачились проходящие воины.Пир тянулся нескончаемо, то и дело мимо двери кто-то проходил веселый,горластый. За окном потемнело, высыпали звезды, поднялась луна.

За дверью знакомо щелкнуло, Блестка торопливо соскочила сложа и бросилась к окну. Так и стояла, глядя в ночь, пусть этот гад не увидитее слез и распухший нос. Она не услышала знакомые шаги, узнает их из тысячи,насторожилась, но, прежде чем начала поворачиваться, от двери раздался приятныйженский голос:

– А, вот где он тебя держит…

Блестка резко обернулась. Через порог шагнула среднего ростамолодая девушка, она выглядела дивным цветком с огромной копной рыжих волос и всветло-зеленом платье. Лицо было изысканным, тонким, в ушах поблескиваликрупные золотые серьги с драгоценными камнями. Грудь украшали три ряда дорогогожемчуга, а когда подняла руку, поправляя волосы, на запястье зазвенели толстыебраслеты из серебра и золота. Все пальцы оказались унизаны кольцами.

Она сделала пару шагов, остановилась на середине комнаты.Блестка холодно молчала.

– Меня зовут Петрона, – назвалась гостья. –Мне нет дела, что Иггельд занимался с тобой любовными утехами в степи, но я несобираюсь терпеть это здесь.

Блестка отрезала враждебно:

– И как ты собираешься нас остановить?

Петрона на миг смутилась, словно рассчитывала, что пленницабудет все отрицать, оправдываться. На красивом холеном лице проступили красныепятна, голос стал суше, в нем появились визгливые нотки:

– Я просто прикажу тебя заковать в цепи!..

– Да? – спросила Блестка. – Каким образом?

Петрона выкрикнула:

– Сейчас мой отец договаривается с Иггельдом о нашембраке!.. Я буду здесь полной хозяйкой! И ты будешь у меня ползать, пить воду,которой я мою ноги…

Жар ударил в лицо Блестки, сердце застучало чаще, онаощутила молнию, пронизавшую все тело от головы до пят. Не помня себя, оказаласьвозле этой красавицы, ухватила, вынесла в коридор и швырнула, отчаянновизжащую, вниз по лестнице.

Почти сразу послышался топот ног, грубые мужские пальцыбольно ухватили за плечи, до хруста костей заломили за спину руки. Она непротивилась, как ей казалось, только в самом начале рванулась, услышала дажехруст костей, ее тут же затащили обратно, крепко связали по рукам и ногам,бросили на ложе. Она с трудом отвернулась к стене. В груди закипало рыдание,едкие слезы жгли глаза.

Вскоре хлопнула дверь, послышались тяжелые шаги. Иггельдостановился, раздраженный, голос прозвучал над головой:

– Ты что натворила?

Она не ответила, даже не двигалась. Его пальцы грубоухватили ее за плечо, она ответила четко и внятно, не поворачиваясь:

– Катись к Ящеру.

Он рванул ее с такой силой, что она скатилась на пол. Тугосвязанная, лежала и смотрела на него ненавидящими глазами. Он выругался,подхватил ее, как тряпичную куклу, швырнул обратно на ложе. От удара у неевылетело со всхлипом дыхание, больно прикусила щеку, уже злее повторила:

– Катись к Ящеру, пьяный ублюдок!

Он яростно сопел и почти хрипел, кулаки сжимались, прожигалее взглядом. Она снова отвернулась, с трудом двигаясь всем телом, за спинойдыхание стало громче. Она уже ждала, что набросится на нее с кулаками, но, судяпо шагам, отступил, крикнул уже от двери:

– Зверь! Женщина-зверь!.. А зверей надо в цепи!

Она слышала, как он повернулся на месте, под подошвамискрипнуло, прогремели шаги, гулко хлопнула дверь. С силой лязгнул засов, словнопо нему ударили молотом. И снова прогремели шаги, уже удаляясь. Она лежала,дрожа с головы до ног, перед глазами полыхало его взбешенное лицо, горелаярость в глазах.

Вином, вспомнила она с трудом, не пахло, хотя у них там явнопир. Даже сейчас слышны веселые песни. Нет, уже не песни, это крики…

* * *

Иггельд как ошпаренный выскочил из дома и почти бегомпонесся к дальним прокопченным избушкам, оттуда день и ночь доносятся ударымолотов и молотков. Там выплавляют из руды железо, кузнецы превращают его вбулат, оружейники куют мечи, доспехи, а также выделывают из металла все, чтотребуется быстро растущему городу.

Он люто ненавидел артан. Они несут в себе то, что ненавиделвообще: нежелание работать, созидать, учиться, совершенствоваться в чем-то еще,помимо скачки на горячем коне и владения топором. Он вынужден овладеть этим ивсякий раз приходил в бешенство, что приходится по настоянию Ратши упражнятьсяс мечом, когда в мире столько увлекательных занятий, столько непрочитанныхкниг!

Эта женщина – артанка. Прежде всего артанка. Лишь потомженщина. Он сам видел, как дерутся артане, а их женщины мужчинам не уступают,и, сказать по правде, он предпочел бы всегда сражаться только с мужчинами.Все-таки женщинам – женское, он страшился, что не сможет поднять мечпротив разъяренной артанки на горячем коне. Эта пленница – типичнаяартанка. Гордая, непокорная, своевольная, злая. Конечно, с неволей непримирится ни на миг, потому связанные руки – это временная мера, для неенужно что-нибудь понадежнее.

Хабар, старший кузнец, вышел хватить свежего воздуха, лицокрасное, словно сам только что вытащил голову из горна, по лбу и щекам бегуткрупные мутные струйки, рубаха на плечах промокла, кожаный передник на груди врыжих прожженных пятнах.

– Торопимся? – спросил он понимающимголосом. – Че так запыхался?.. Меч надо новый?.. А то, смотри, я могу икольца для невесты сковать… Да, слышал уже, слышал!

Он захохотал, обширный живот величаво колыхнулся.

Иггельд отмахнулся раздраженно:

– Что слышал?

– Да так, – сказал Хабар лукаво, –всякое-разное. Красотку привез? Привез. Кольца нужны? Ты ж парень сурьезный…

– Какие к черту кольца!.. – отрубил Иггельдзло. – Мне нужны обыкновенные оковы.

Хабар удивился:

– На молодого дракона? Так ему лучше ошейник да длиннуюцепь покрепче… да и то – зачем? С твоей легкой руки все молодняквынянчивают лаской да лакомствами.

– Появился такой дракон, – ответил он зло, –что никакой лаской… Сделай ручные оковы… и ножные. До завтра сможешь?

Хабар почесал в затылке, взглянул на небо.

– Заказ простой… В свое время много делал, невольниковна продажу в Вантит сотнями увозили. Все знакомо. Не хотелось бы снова этимзаниматься…

Он вздохнул, Иггельд сказал торопливо:

– А больше и не придется. Это особый случай. Сделай,хорошо?