Рус издали следил одним глазом, как Ламех цел и невредимвыбрался из окружения дружинников. Когда уже выскальзывал за кольцо костров,свистнул как псу. Ламех вздрогнул, сгорбился еще больше. Рус поманил пальцем.Он чувствовал злость и раздражение, что трусливые иудеи буквально наводнилистан, но против воли спросил совсем иное:

– Иудей, как ты сумел?.. Это же зверь! Она ж любого начасти… К ней мужчины боялись подойти близко. Ежели какой наступит на ее тень,то хоть беги из племени.

Ламех чуть разогнул спину, глаза были пугливые, будто двачерных таракана не знали, куда бежать.

– Магия.

– Магия? Ты маг?

– Все мы маги, – ответил Ламех торопливо. – Тольконе хотим или не умеем пользоваться.

Рус не понял:

– Как это?.. И я могу? Гм… Научи! Хошь, шкуру пардусаотдам?.. Или даже свой меч?

Ламех впервые робко улыбнулся:

– К чему меч искателю знаний? Они мечом не добываются.Да и шкуру оставь себе, доблестный вождь, которому нет равных. А магия проста…Если ты не меньше трех раз в день будешь говорить женщине, что она самаякрасивая и нежная на свете, что она – сама хрупкость, то из нее можнобудет веревки вить. Она все для тебя сделает, будет за тобой ходить каккозленок за матерью, смотреть ласково и покорно.

Рус отшатнулся:

– Ну да! Сказать такое Моряне, она ж за насмешку в клочьяраздерет!

– Не раздерет, – возразил Ламех. – Меня ж неразодрала. Все женщины хотят это слышать. Трудно ли сказать? Я от этого необлезу.

Рус отпустил кивком, долго смотрел вслед. Вот он, путьиудеев, путь обмана, подлейшей лжи и коварства! Да, такой народ заслуживаетистребления.

Рассерженный и встревоженный, шел к шатру, надо быстроперекусить и ехать, когда из-за полога одной телеги раздалось ворчливое:

– Мы – гордый народ, понятно? Издавна мужчины берегливоинскую честь, а женщины – женскую. Наши женщины, обесчещенныенасильником, бросаются в реки, со скал, но всегда убивают себя…

Рус медленно обходил повозку, слушая, он ощущал гордость,что это его народ настолько могуч и чист, со стороны дышла полог был открыт, онувидел старую женщину с девчонкой лет двенадцати. Девчонка мило улыбнулась ему,бесстыдно выставив голые ноги.

Из-под повозки с суматошным воплем выметнулась курица. Заней несся петух, растопырив крылья, истекая слюной от желания. Курицапометалась из стороны в сторону, петух настигал, попробовала перебежать кдругой повозке, но мимо пронесся на лихом коне Шатун, копыто угодило курице вспину, буквально расплющило.

Из повозки донеслось наставительное:

– Видишь? Даже она предпочла смерть.

Девочка возразила тоненьким голоском:

– Гм… А вон иудейкам так ничто… Я видела, как однувсе скопом, а она потом только отряхнулась и пошла себе.

– Бесстыдница! Нашла на что глазеть! Они живут как животные,дикий народ, без чести и совести. А мы – народ благородной крови.Ведем свой род от солнечного бога.

Рус, злой и угрюмый, вернулся к себе. Всегда трудно идти вгору, а катиться вниз – легко. А иудеи подают пример, как можно житьбез чести и совести, без благородства – и в то же время не чувствоватьсебя уродами.

Истребить, напомнил себе свирепо. Истребить всех. Ни один недолжен остаться в живых после того, как уйдут их последние телеги! Однапаршивая овца все стадо портит.

Ис торопливо внесла в шатер дымящуюся широкую жаровню. Русповел носом, в желудке голодно заурчало. Солнце уже стояло в зените, онотмахнулся от Буськи, любопытный, как белка, все ему знать надобно, откинулполог.

Запах жаренного с иудейскими специями мяса защекотал ноздри.Ис перекладывала с жаровни на блюдо пахнущие коричневые ломти, они еще шипели ибрызгали соком. Улыбнулась Русу, крепкая и обцелованная солнцем почти до черноты:

– Готово!

Он торопливо подсел к столу, покачал головой:

– Ис, ты моя самая красивая и нежная на свете…

Ее лицо осветилось нежнейшей улыбкой, глаза засияли. Нащеках заиграли милые ямочки, отмахнулась застенчиво:

– Ну, скажешь такое!

Он ухватил ломоть мяса. Обжигаясь, перебросил в другуюладонь, откусил торопливо и уже с набитым ртом добавил:

– Ты – моя сама хрупкость. Когда только успеваешь всеготовить, Заринке помогать, даже за станом присматривать!

Она опустила руки, смотрела на него с любовью и растерянностью.

– О Рус… Что с тобой?

– Со мной? – удивился он.

– Ну да. Ты никогда таких слов не говорил!

Он поерзал, сам удивляясь, почему это раньше стыдилсясказать вслух то, что чувствовал, что само рвалось из глубин сердца, а онзаталкивал вовнутрь, ибо недостойно мужчине изливаться в сердечных чувствах.

К счастью, за пологом послышались тяжелые шаги Ерша.Чуткое ухо Руса уловило и мелкую шаркающую походку, сам удивился, что ужеузнает шажки престарелого волхва иудеев.

Полог приоткрылся, Ерш сунул голову.

– Княже… Ихний мудрец явился. Велишь в шею?

– Что ему надо?

– Говорит, надо условия поединка уточнить.

Рус мотнул головой, руки были заняты бараньим боком,жаренным в собственном соку:

– Зови.

Соломон вошел, остановился в нерешительности, хотел выйти,но Рус повелительным жестом указал на скамью по ту сторону стола:

– Садись. Ешь.

Улыбающаяся Ис как раз ставила перед Русом широкое блюдо сжареным молочным поросенком. Тот лежал среди гречневой каши и держал яблоко ворту. Рус приглашающе указал на блюдо. Соломон выставил перед собой обе ладони:

– Благодарю, но мой бог запрещает есть мясо… некоторыхживотных.

Он не сказал «нечистых», а Рус тоже только хмыкнул, не сталнастаивать. Продолжал есть, а Ис поставила на середину стола широкое блюдо сбольшими ломтями жареного мяса. Сок вытекал, пузырясь, заполнял блюдо.Одуряющий аромат ударил в ноздри с такой силой, что Соломон едва не захлебнулсяслюной, а голова закружилась. Он ощутил голодные спазмы в желудке. С раннегоутра на ногах, а не в его возрасте носиться по городу как мальчишка, да ещепоспеть и в скифский стан.

– Отведай, – предложил Рус. – Моя жена готовиласама.

Соломон сглотнул, ответил осевшим голосом, глаза его с такимтрудом оторвались от жареного мяса, что едва не выпали из черепа.

– Спасибо… Но мы, иудеи, не употребляем не кошерную пищу.