– Вот, великий и славный воевода! Как и заказывали…

Рус слышал, как Сова прорычал зло:

– Вы ж говорите, что твой бог сделал мир за семь дней!А ты шил простые сапоги восемь?

Иудей всплеснул руками:

– А ты посмотри на этот мир! И посмотри, какиесапоги.

Сова вертел, щупал, дергал, выворачивал голенища наизнанку.Подошли еще двое, щупали, он отпихивал их локтями. Наконец Сова кивнулудовлетворенно, сел, прямо у костра заменил свои вконец стоптанные, прошелся,прислушиваясь, не жмут ли, не давят. Это юнцам важна красота, а зрелому мужукуда нужнее добротность.

Иудей следил настороженно, но страха в лице не было. Сованаконец кивнул милостиво, бросил ему пару золотых монет. Иудей часто кланялся,что-то говорил, Рус не слышал, руки иудея суетливо рассовывали по карманаммонеты, захваченные скифами в одном из горящих домов, а Твердая Рука взял егоза локоть, указывал то на свои разбитые в дороге сапоги, то на щегольскиесапоги Совы.

Слишком часто, подумал Рус в который раз, иудеи посещаютстан скифов. Боятся до свинячьего визга, видно по рылам, но все же лезут,общаются, навещают тех, кто не сумел сразу убежать за высокие стены града.Убеждают, что тем надо потерпеть, в Новом Иерусалиме и так задыхаются оттесноты…

Ишь, сапоги воеводе! Понятно, лазутчики врага. Стараютсявыведать, как скифы будут сражаться в поединке. Как будто здесь что-то тайное.Не может быть, чтобы из-за золота рисковали шкурами. Хотя по их виду незаподозришь… Не может же быть на свете народа, который бы так ценил золото?

Был соблазн распять их всех на виду у стен града, узрят, чтоих хитрости разгаданы, устрашатся, но, к удивлению Руса, горячо запротестоваливоины: чего, мол, страшиться, пусть ходят, забавный народ… Еще больше удивился,когда и Бугай пробасил укоризненно:

– Это что ж, мне свою рабыню держать где-то за станом?.. Тычересчур стал страхополохом, Рус.

И совсем уж пошатнулся как от удара, когда Морянасказала с некоторым смущением:

– У меня тоже бывает гость. Он приносит мне ихниепритирания.

– Что? – не понял Рус.

– Притирания, – повторила она с неудовольствием. –Я сама заказала! От них кожа становится белее и чище.

Он вытаращил глаза. С Моряной что-то происходило. Нет,лицо не стало белее, все та же гигантская земляника, но как-то держится иначе,плечи выпрямляет по-другому, и что-то в ней появляется… от женщины.

– Боги, – прошептал он. – Мне уже страшновато…Сколько дней до поединка?

– Два, – ответил Буська с готовностью.

– Скорее бы, – прошептал Рус. – Ох, скорее бы!

Ерш ухмыльнулся, слушая, опустился у ближайшего костра накорточки. Ему сунули кость с ломтем мяса, он быстро сожрал, хлопнул себя по лбуладонью:

– Князь дело молвит! Вы зря противитесь. Надо от нихдержаться подальше. А то знаете, что натворил Бугай?

Дружинники уже начали ржать заранее, Ерш чересчур серьезен,даже побледнел, это он умеет, глаза выпучил в страхе, а рассказывает так, чтосам трясется:

– Прибежал наш Бугай к Корниле, кричит с порога: эй, волхв!Побыстрее сделай мне отрезание! Ну, наш Корнило удивился, даже забеспокоился:мол, а может, не надо? Бугай настаивает, торопит: побыстрее делай! Волхв опятьтянет как у клопа из задницы клей: а как же, мол, ты будешь… А тот слушатьне хочет, перебивает, швырнул ему черно-бурую лису, обещает кабана принести,только что убитого, кричит: поторопись, старый хрыч! Ну, нашему Корниле,заботливый или ­незаботливый, а деваться некуда. Взял острый нож, дал хлебнутьБугаю дурман-травы, чтоб не так больно было, и все сделал, как тот и требовал.А потом и спрашивает из любопытства: а зачем, мол, это тебе? А тот иговорит гордо: я, мол, беру в жену иудейку, а у них обычай такой! Тут Корнило испрашивает так это задумчиво: а может быть, ему нужно было сделать обрезание?..Тут Бугай ахнул: а я как сказал?

Мужики от хохота ползали, двое держали Бугая за руки иплечи, не давали кинуться на Ерша с кулаками. Еще двое отбежали и громко жалелиБугая, сочувствовали, едва не лопаясь от хохота.

– Вот до чего доводит шибко большая дружба, – закончилЕрш очень серьезно.

Бугай рычал, глаза налились кровью. Лещ, посмеиваясь, сразбегу вскочил на коня и ускакал. Слышно было, как заорал удалую песню, ноБугай даже в ней отыскал гнусный намек.

Оглядывался, сжимал кулаки, с кем бы подраться, выместитьзлость, но его знали, посмеивались, но держались в сторонке. Бугай увидел, какв этот момент из шатра Моряны вышел сгорбленный иудей, которого соплейперешибить просто, еще и подслеповатый, что ли, все морщится, втягивает головув плечи.

Заорал, как огромный медведь, вдруг научившийся говоритьчеловечьим языком:

– Еще один!.. Эй, ты!.. Она ж на голову выше тебя!

Ламех пугливо оглянулся по сторонам, побелел, видя страшныелица. Перед ним стоял, уперев бревна рук в бока, настоящий великан, Голиаф.Голова его была как котел, глаза как у разъяренного быка. У Ламеха отужаса отнялся язык. Он услышал смешки, хохот, со страхом и недоумением понял,что смеются и над ним, и в то же время над этим великаном. Собрав все мужество,проговорил осевшим, как весенний снег, голосом:

– Мало ли что кому кажется.

Бугай вытаращил глаза:

– Мне кажется?

– Ну да, – сказал Ламех. Он готовился к лютой смерти истрастно жалел, что Моряны сейчас нет близко. Увидела бы, как он стоит отважно,и… спасла бы, успела. – Она так не считает.

– Чего? – гаркнул Бугай. Не понял, почему ехидныенасмешки стали громче. Возвысил голос: – Да ты стань с нею рядом!

– Мы всегда рядом, – сказал Ламех осторожно, стараясьне сердить гиганта.

Неожиданно один скиф, тоже огромный как все скифы, лицо вшрамах, вмешался:

– Да что вы, ребята… Сами знаете, что мелкий дуб растет вкорень. Верно, иудей?

Ламех скромно улыбнулся, но смолчал, чтобы не раздражатьскифов, только потупил глазки. Судя по его довольному виду, с корнем у негобыло в порядке. А скиф заорал уже совсем весело:

– А Бугаю вовсе не нужен корень, и без того вон какойвымахал!.. Верно, Бугай? Корень нужен мелкоте, у кого ни роста, ни силы, нитаких рамен, как у тебя! Верно?

Бугай побагровел от такого утешения. Похоже, всю своюмогучую стать не считал достаточной платой за слабый или мелкий корень.Удалился под смешки, злой и красный от унижающего мужчин смеха, а страшный скифпохлопал книгочея по сгорбленной спине:

– А ты просто лев, братец!

– Я Ламех, – ответил тот смиренно, – а Лев унас вон там…

– Да нет, чтобы справляться с нашей львицей, самому надобыть каким зверем! Прикидываешься овечкой?