– Одно могу сказать, – заговорил Дрюн более мягким голосом, – мне ясно, что тебе… жаль.

– Ясно.

– Что же ты всё-таки утратила, Леа?

– Способность любить.

– Нет, не только.

– Ещё я выздоровела. Против этого ты, надеюсь, не возражаешь?

– Как можно возражать против такого?

– Кто тебя знает.

– Разумеется, я не возражаю. – Ветер трепал короткие чёрные кудри Дрюна.

– Однако?..

– Нет ли чего-нибудь, чему научил тебя твой недуг?

Леандра нахмурилась. Об этом она ещё не думала.

– Наверное, научил примечать то, с чем следует бороться. Может статься, будь я здорова, несправедливость мироустройства волновала бы меня куда меньше.

– Ты не такая, как другие, стоящие у власти. Ты отличаешься даже от своих родителей. Я предан тебе в силу того, что тебя мало заботят условности.

– И здесь ничего не изменится только потому, что я излечилась.

– Рад слышать.

– Дрюн, хватит ходить вокруг да около. Выкладывай всё начистоту.

– Я кое-что узнал, но хотел бы рассказать тебе это, минуя антилюбовное заклятие, наложенное на твой разум, – он приподнял завернутый в тряпку предмет.

– Что это?

– Ты не могла бы снять заклятие?

– Поблизости нет ни единого чарослова, пишущего на нуминусе. Сама же я не умею.

– А как насчёт того, чтобы сломать его? Твоя способность к какографии усилилась.

– Тогда я утрачу заклятие навсегда.

– То есть ты его не снимешь?

– Да зачем это тебе?

– Это касается… Касается Холокаи.

– Послушай, я не желаю, чтобы вы оба сейчас вцепились друг другу в глотки, – она умолкла, видя, как посуровело его лицо. – Так что это?

– Это не «что-то». Хотел бы я, чтобы оно было просто «чем-то». Мне нужно тебе рассказать, но… я просто не хочу одерживать верх подобным образом.

– Одерживать верх?

– Завоёвывать твоё уважение.

– Я и так тебя уважаю.

– Но Кая ты ценишь выше.

Леандра пристально взглянула в лицо бога, у его рта залегли резкие складки.

– Дрюн, что случилось?

Он молча смотрел на неё в ответ. Юноша, ставший победителем на арене. Потом склонился к ней, глаза нервно забегали, и всё вдруг изменилось. На мгновенье за завесой божественной совокупности Леандра увидела молодого мужчину, борющегося с нравственными проблемами, о которых он прежде не имел представления.

Дрюн взял её за руку. Информационный поток захлестнул мозг Леандры. Перед ней стоял уже не юный бог, а изысканная живая эпическая поэма. Настоящий шедевр.

Но ещё больше потрясло её то, что всего несколькими случайными фразами она могла сломать фабулу этого текста, разодрать его на субзаклинания и присвоить. И тут она поняла, что Дрюн что-то ей говорит.

– Повтори, – попросила она, немного задыхаясь.

– Ты точно не хочешь снять антилюбовное заклятие?

Леандра моргнула, подстраиваясь под двойное видение бога.

– Дрюн, выкладывай.

Он вздохнул и взглянул на небо.

– Леа, тебя не удивило, что для Франчески не стал сюрпризом твой рассказ о нашем обществе и беглых имперских богах?

– Я нашла это любопытным.

– А ты обратила внимание на то, что твоя мать схватила Холокаи перед тем, как мы вышли?

– Да, на какой-то миг.

– Она находилась достаточно близко, чтобы что-нибудь ему прошептать.

– Одно-два слова, не больше.

– Я только что подслушал, как Холокаи приказал лейтенанту Пелеки вести катамаран к Скважине, а сам намеревается проверить, не следят ли за нами.

– Разумная предосторожность.

– Наверное. Правда, он сказал Пелеки, что не стоит напрягать тебя, докладывая о его отлучке. Пелеки должен пудрить тебе мозги, чтобы ты не заметила отсутствия Холокаи. Он приказал лейтенанту признаться в том, что нашей акулы нет на борту, только в самом крайнем случае.

Леандра внутренне напряглась, вспоминая, что час назад происходило с её будущими «я». Вроде бы ничего особенного. Вероятно, некоторое усиление нынешнего страдания, усугублённого раскаянием и тревогой.

– И что на это ответил Пелеки?

– Согласился, разумеется. Он же поклоняется Холокаи.

– Кай ещё на борту? Или уже смылся?

– Пока нет.

– Почему?

– Ищет вот это, – верхней рукой Дрюн развернул сверток, который держал в нижних руках.

Сначала Леандре показалось, что это обычное весло, но затем она увидела акульи зубы.

– Я его стащил. Холокаи не покинет катамаран, пока не передаст Пелеки леймако. Без этой штуки лейтенант не сможет должным образом командовать кораблём.

По спине у Леандры пробежал холодок. Холокаи никогда ничего от неё не скрывал.

– Ты думаешь, он… – она оборвала себя на полуслове.

Какие бы сомнения не закрались в душу насчёт её зубастого капитана, они не предназначались для оборотня и бывшего наперсника.

– Спасибо, Дрюн, – она пожала его руку. – Спасибо. Теперь мне совершенно ясно, на чьей ты стороне. Мне очень повезло, что ты у меня есть.

Его тёмно-карие глаза особенно пристально взглянули на неё. Внезапно Леандра поняла, что их разделяет не больше дюйма, ощутила тепло его тела. И почувствовала укол совести за то, что ведёт задушевные беседы с одним из членов своей команды, подозревая другого.

Она выпустила руку Дрюна. Восприятие перестало двоиться, текст исчез, остался только юный бог. Леандра распрямила плечи.

– Будь добр, передай капитану Холокаи, что я жду его в своей каюте.

– Я должен буду проводить капитана?

– Спасибо, не стоит.

Дрюн поклонился и направился на корму. Леандра спустилась в каюту, маленькую, с низким потолком и узким горизонтальным иллюминатором, в который днём между двумя корпусами проникала полоска аквамаринового света. Теперь там была только чернота ночи.

Её тюфяк был разложен, она убрала его и выдвинула низкий столик. Изящный образчик корабельной мебели: бамбуковые ножки, полированная столешница из твёрдой древесины, немного, правда, поцарапанная во время штормовой качки. Леандра зажгла масляную лампу и села перед столом на подушку.

Катамаран переваливался с волны на волну, Леандра облокотилась о стол. Рука выглядела какой-то чужой. Всё менялось так быстро: заклинания изменяли её мысли, эмоции, положение во времени. Но она – это все ещё она, верно?