Леандра решила довериться Холокаи. Наверняка у него есть разумное объяснение, может быть даже – совершенно очевидное. Она положила леймако на стол.

Снаружи доносился плеск воды, перекрикивались матросы. Затем послышались тяжёлые шаги, и кто-то поскрёбся в дверь.

– Входи, Кай.

Створка отъехала в сторону, и в проёме возник широкий силуэт Холокаи. Бог пригнулся, входя в каюту.

– Привет, Леа. Четырёхрукий сказал, что ты хочешь… – он умолк, увидев леймако, чуть ли не перестал дышать.

Их глаза встретились. И тут она всё поняла. О, Создатель, она поняла.

Кай стоял слишком напряжённо, его губы сжались в нитку. Она поняла, одновременно испытав ужас и облегчение.

– Кай, ты случайно не это ищешь?

Он не пошевелился.

– Мне его передал Дрюн.

– Если муравей опять затеял одну из своих игр…

– …то ты превратишь его в кровавое месиво, – небрежно оборвала она. – А я посмотрю.

Леандру удивляло, что с тех пор, как она отравила отца, у неё не появилось новых сильных эмоций, лишь всё та же смесь ужаса и раскаяния.

– Ты не должна доверять этому четырёхлапому жуку. Подумай об этом, Леа. Мы даже не знаем толком, кто он такой. Не знаем, каким неодемоном он был до того, как переметнулся к нам. Неодемоны сами собой не обращаются. С ним что-то нечисто.

– Хорошо, Кай, буду держать ухо востро. Скажи, зачем тебе леймако?

– Я хотел передать командование Пелеки, а сам отправиться проверить, не следит ли кто за нами и нет ли засады.

– Почему же мне не сказал?

– Решил, что хватит с тебя забот на эту ночь. Нечего ещё и обо мне беспокоиться.

– Мы давно плаваем вместе, и я всегда настаивала на том, что должна знать, где тебя носит.

– Это особенная ночь.

– Почему?

– Ты много пережила.

– И всё?

– Да. Извини, если что. Больше такого не повторится.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Да нет, ничего.

– Тогда ладно. Забирай свою штуковину.

Леандра чувствовала себя разочарованной как никогда. Холокаи в растерянности замер. Затем шагнул к столу и взял леймако.

– Хорошо, Леа. Если со мной ничего не случится, увидимся на Скважине.

– Увидимся, – кивнула Леандра. – Кай! – окликнула она его прежде, чем он вышел. – Дай мне свою руку, а? Просто на всякий случай.

– На какой ещё случай? – он оглянулся и уставился на протянутую ладонь.

– Антилюбовное заклятие позволяет мне видеть внутреннее устройство богов. И я сразу пойму, говоришь ли ты правду.

Холокаи взглянул ей в глаза. Казалось, мир застыл. Перед Леандрой лежало два варианта будущего, в обоих случаях она должна была провести час в страхе и раскаянии, но один вёл к большему одиночеству, чем другой. Выбор между ними она предоставила сделать Холокаи. Но, так или иначе, Леандра камнем шла ко дну навстречу смутной пока судьбе.

Она ждала, что Холокаи, так долго бывший её капитаном, и сейчас изберёт курс. Ждала, протянув руку, не отрывая взгляда от его лица. Опасный хищный бог смотрел на неё. Затем его глаза почернели.

Миг – и всё будет кончено.

Франческа проснулась от ярко-зелёного вопля, прорезавшего темноту комнаты. На миг ей почудилось, что она – молодая целительница в лечебнице, а кричит ребёнок, её пациент. Сев в постели и закрыв лицо ладонями, она лихорадочно попыталась припомнить диагноз малыша. И тут на неё навалилось всё произошедшее, весь этот ужас: Никодимус, Леандра…

Детский крик повторился. Для синестетического слуха Франчески звук был ослепительной зелёной вспышкой, чьё остаточное зарево, дрожа, угасло, чтобы вспыхнуть вновь.

Наскоро умывшись, она выскочила в коридор. Там стоял Тэм с масляной лампой в руке.

– Это Лоло, – сказал друид. – Похоже, ему снится кошмар, но мы не можем его разбудить.

– Ночные страхи? – вслух предположила Франческа.

Некоторые дети в возрасте от двух до двенадцати лет страдают расстройством сна, выражающимся в судорогах и криках. Такого ребёнка очень трудно успокоить или разбудить, а после пробуждения он не помнит ничего, даже того, что ему снилось. Мать Лоло была человеком, следовательно, мальчик может быть подвержен человеческим патологиям. Судя по скорости его роста, Лоло уже должно было быть около шести лет.

В дверях чайной комнаты, где лежал Никодимус, показалась Дория.

– Ему лучше, – сказала гидромантка, упреждая вопрос Франчески. – Начал дышать самостоятельно. С ним сейчас Эллен.

– Тэм, отведи нас к Лоло, – попросила Франческа, увидев новый зелёный сполох.

Вместе с друидом они отправились в те комнаты, где Тэм с Кенной приглядывали за Лоло. Просторное помещение заливал голубоватый свет приближающейся зари. На кровати билась маленькая тёмная фигурка, рядом неподвижно сидела Кенна в светлой мантии.

Франческа подошла ближе и увидела, что мальчик мечется, сгибая и разгибая колени. В утреннем сумраке она разглядела, как внезапные судорожные гримасы сменяются расслабленным, сонным личиком. Кенна ласково гладила малыша по чёрным волосам и шептала что-то успокаивающее.

– Когда… – начала, было, Франческа, но её вопрос прервал вопль Лоло.

Кенна удвоила старания успокоить мальчика, но безрезультатно. Франческа села рядом с друидкой и положила ладонь на лоб Лоло, проверяя, нет ли у того жара. Но едва она дотронулась до его кожи, как её накрыло пророческое откровение.

Лоло рывком сел в постели и завизжал:

– Папа!

В голосе было столько тоски и страха, что у Франчески защемило сердце. Мысленно она уже покинула поместье, оказавшись в заливе Стоячих островов. Увидела катамаран, тенью скользящий меж высоких известняковых громад, и почувствовала раздор в одной из кают. Её дочь и бог-акула оказались на перепутье.

Имелись только два варианта будущего, причём оба быстро расходились, становясь всё более чёткими. В том и другом случаях Леандра обретала неслыханную силу и могла исчезнуть из жизни матери навсегда. Франческа поняла, что если срочно не найдёт способ восстановить физический контакт с дочерью, больше они никогда не увидятся. Сердце болезненно сжалось. Для бога-акулы оставался единственный шанс выйти из переделки живым.

В похожем на сон видении Франческа наблюдала сияние разума Лоло, озаряющее катамаран, рвущееся сквозь его обшивку в стремлении узнать, наконец, отца. Мальчик горел страстным желанием узнать того, кто его создал. Она ощутила ответное стремление Холокаи увидеть своё дитя.

А вот между собой и Леандрой она не почувствовала ничего. Мать и дочь стали друг другу чужими. Франческа сосредоточилась на пророческом видении, пытаясь установить связь с Леандрой. Она не могла думать ни о чём ином, кроме того, что если не войдёт в физический контакт с дочерью, то потеряет её.