И в этот момент пророчество лопнуло. Франческа вновь стала женщиной, сидящей на кровати и смотревшей на мальчика, освещённого тусклым светом. Лоло в свою очередь испуганно глядел на неё в ответ. Она подумала, что на её лице, должно быть, точно такое же выражение. Ей было жаль ребёнка, растущего без отца. Но Франческа всей душой надеялась, что для неё и Леандры ещё не всё кончено.

Лоло продолжал таращиться на неё, пока Кенна не погладила его по спине. Он тут же уткнулся в колени друидки. Франческа встала, чуя, как внутри неё пробуждается драконица. По телу прокатилась горячая волна силы.

– Госпожа хранительница, что с ним? – спросил Тэм. – Что с Лоло?

– Ребёнок просто скучает по отцу, – тихонько ответила она. – Продолжайте терпеливо утешать его, и он успокоится. Дория, идёмте за мной.

Рождаться, как и давать жизнь, – опасные занятия.

Вместе с пожилой гидроманткой она прошла по коридорам к чайной комнате. Эллен сидела рядом с Никодимусом. Тот лежал на спине, с ног до головы накрытый сетью светящейся серебряной прозы. На глазах Франчески он сделал медленный вдох через вставленную в трахею трубку. Текстовые мехи сжались, помогая вдохнуть глубже.

– Ему намного лучше, – доложила Эллен. – Я ещё раз уменьшила поддержку давлением. Полагаю, скоро он начнёт дышать самостоятельно. Так что почему бы вам, магистра, не вернуться в…

– Вы без меня справитесь? – перебила её Франческа.

– Д-да. И как долго предстоит справляться?

– День. А может, и больше.

– Ну, мы… – Эллен перевела взгляд на Дорию. – Мы в состоянии заменять тексты по мере того, как он их ломает. И… Как только убедимся, что паралич полностью прошёл, снимем с вашего мужа цензуру, чтобы он очнулся.

Жаркие волны мощи набегали на Франческу, драконица рвалась на волю. Подойдя к Никодимусу, она аккуратно просунула руку между серебряными строчками и сжала ладонь мужа.

– Нико! Нико, я собираюсь вернуть нашу дочь.

Бесчувственный Никодимус лежал, окружённый магическим текстом. Его длинные блестящие волосы разметались вокруг головы чёрным нимбом. Новый вдох, новое сокращение заклинаний… Франческа отпустила руку мужа.

– Сохраните ему жизнь, – сказала она и направилась к двери. – Неумно будет с вашей стороны позволять мужу драконицы умереть, пока она в отлучке.

Эллен пробормотала, что лично она старается сохранять жизни всем своим пациентам, а уж женились ли те по дурости на летающей ящерице или нет, – дело десятое. Однако Франческа не обратила внимания на ворчание. Она должна была найти дочь, и как можно скорее.

Миновав несколько коридоров, поднялась по крутой лестнице, рывком сдвинула дверь, ведшую на крышу павильона. Потом разбежалась, всё увеличивая и увеличивая шаги, и спрыгнула с края в воздушный поток.

Стая обезьян, ночевавших на крыше какого-то здания, загомонила от страха, когда над ними мелькнула огромная тень.

Распластав золотистые крылья, Франческа пролетела над рассветным городом и дальше, над зеркальной поверхностью залива, в поисках Леандры.

Леандра поднырнула под леймако и вцепилась в руку Холокаи, задевшую её по носу. Акульи зубы вонзились в спину, но не глубоко. Леандра пошатнулась, однако на ногах устояла. Удар был не смертельным. Холокаи хотел удрать, а не устраивать бойню. Может быть, ему бы это и удалось, если бы не антилюбовное заклятие.

Леандра стремительно переступила с ноги на ногу, восстанавливая равновесие. Холокаи зарычал и вновь замахнулся своим леймако. Поздно. Одно-единственное прикосновение – это всё, что ей было нужно. Плоть его пальцев превратилась в взаимосвязанные параграфы, ладони – в субзаклинания. Леандра ощутила силу его алых строк и переплела их со своими собственными.

Леймако с грохотом упал на пол. Холокаи отшатнулся, уставясь пустыми рыбьими глазами на культи, которыми стали его руки. Леандра чувствовала лишь притуплённую печаль. Она знала Холокаи настолько хорошо, насколько вообще можно знать чужую душу. По крайней мере, так ей казалось.

– Как же так? – тихо произнесла она. – На какой крючок она тебя подцепила?

Он лишь оскалил острые зубы хищника.

– Как моей матери удалось настроить тебя против меня? – уже более требовательным тоном спросила Леандра. – Отвечай!

Глаза защипало. Уж не собирается ли она разрыдаться? Впрочем, хоть бы и так, всё какое-то облегчение. Оскал медленно сползал с его губ, глаза посветлели.

– Отвечай!

– Мой сын. У неё мой сын.

– У тебя родился сын? После стольких лет?

Бог не пошевелился.

– Создатель вас всех побери! Кто родил тебе сына? Когда это случилось?

– Шлюха из Дома Подушек. Около трёх дней назад.

– И куда она потом делась?

– Умерла.

– Почему?

Холокаи зарычал в ответ.

– Отвечай!

– Из-за болезни, которая у них развивается при вынашивании полубога.

– У них? Кай, сколько же их было?

Молчание.

– Почему ты мне ничего не рассказал?

– Потому, что сам не знал до тех пор, пока Франческа не просветила. Тогда я уже ничего не мог поделать. Если не вернусь этой ночью в Шандралу и не расскажу, куда ты отправилась, она убьёт моего сына.

Леандра сообразила, в чём дело, и её затошнило. Паства Холокаи молилась, чтобы он дал им сына. И тому, кто удерживал ребёнка в заложниках, бог мог сопротивляться не больше, чем волна, разбивающаяся о прибрежные скалы.

Теперь она поняла, какая буря бушевала за его непроницаемо-чёрными глазами. Боль покинула её сердце, плакать тоже расхотелось. Она точно знала, что нужно делать. В очередной раз помолилась за душу Таддеуса, поблагодарив его за антилюбовное заклятие.

– Я должен отправиться к Франческе, – сказал Холокаи, не сводя с неё взгляда. – Иначе она убьёт моего мальчика.

– Она поставила тебя перед выбором, он или я, да? И ты выбрал его. Трудно было?

– Болезненно, даже мучительно. Но «трудно»?.. Как я мог бросить своего сына?

Действительно, как? Кем была для него Леандра? Командиром, другом, иногда – любовницей. Может ли всё это перевесить жизнь собственного ребёнка?

– Ты меня отпустишь? – во вновь ставших человеческими глазах Холокаи плескалась мольба. – Я совру Франческе, останусь верным тебе, сделаюсь твоим шпионом.

– Как думаешь, что случится, когда она раскроет твою ложь?

– Я смогу за себя постоять.

– Да я не о тебе беспокоюсь, рыбьи твои мозги.

– А о ком? О моём сыне?

– Ну, ты у нас прямо гений логики, Кай.