Под ловкими пальцами Бьёрна он сразу заметно приободрился. Акогда был завязан последний узелок, смотрел на двоих братьев уже совсем не таквраждебно.

– Тебя как звать? – по-словенски спросил егоСигурд. На этом языке, хоть и через пень-колоду, они объяснялись все трое.Мальчишка опустил выгоревшие ресницы, помедлил, потом ответил решительно:

– Как меня звали раньше, я позабыл. Помню только, что уменя был брат по имени Чекленер. Когда мы осиротели, он стал нам с сестрой иматерью, и отцом. Он ушёл охотиться далеко-далеко. Я возьму его имя себе.Теперь меня зовут Чекленером!

В эту ночь князю не спалось… Мелкий дождик, шуршавший втраве, только будил, вместо того чтобы баюкать. Заставлял думать, не отсыреетли уложенная в кожаную сумку кольчуга. И казалось, что седло, привычноброшенное под голову, за один день стало каменно-жёстким.

Ворочался-ворочался Чурила, и поневоле всплыл в памяти иродной Кременец, и Старый двор, и юная жена… Уж верно, ей, как и ему, былонынче не до сна. Сидела, небось, одна-одинёшенька в чистой ложнице, на широкойхолодной постели, и слушала, сердешная, как посапывала за дверьюдевка-челядинка да шуршали по земляной крыше капли дождя… И гадала потихоньку,глядя на трескучий светец, каково-то ладушке этой ночью в дремучих,затуманенных непогодой мерянских лесах… а может, и не гадала вовсе, а зазвала ксебе ветхого деда и за нехитрой вечерей знай выпытывала у старинушки, какжили-были люди сто лет тому назад… И спешило, спешило в милой руке остроеписало, испещряя гладкую бересту.

…А то, может, и не сидело у неё в этот вечер никакогостарого деда; или сидел да сморился, побеждённый горячим пирогом и добрымкняжеским мёдом… Уложила Звениславушка разомлевшего дедку, послала шустрогорабичича успокоить старуху… а сама – мужнин кожаный плащ на плечи, да и вкузницу, к Улебу с Людотой, эти двое всегда ей рады. Пришла и устроилась вуголке, выбрав местечко почище; и сидит себе да смотрит, как ловко, тонкимножом режет Улеб горячую стеклянную трубочку и синие бисеринки так и сыплютсяиз-под его рук.

Тихо заныло в груди от мыслей о доме. Не с такими ходят всечу, не о том вспоминают перед боем. Князь понял, что не уснёт всё равно,открыл глаза. И увидел Халльгрима хёвдинга.

Сын Ворона стоял у костра, подняв голову и глядя на север.Туда, где в разрыве туч, в невообразимой дали плыл холодный огонёк Лосинойзвезды… Сырой ветер, тянувший с полуночи, раздувал волосы халейга, шевелилдлинные усы.

И такая лютая волчья тоска светилась в глазах всегданевозмутимого Виглафссона, что князь тихо, очень тихо, чтобы не потревожитьего, – отвернулся…

В селение, где жили раньше брат и сестра, они приехали черездень. Погода оставалась всё такой же. Бессолнечное небо хмурилось над головами.Одна за другой плыли с севера свинцово-серые подковы облаков. Они мелко кропилии реку, и лес, и чёрную пустошь, где совсем недавно шла дружная, хлопотливаяжизнь…

Разбойники были не настолько глупы, чтобы задерживаться водном месте. Да и делать им здесь было больше нечего. Они унесли отсюда всё,что могли унести, и скормили огню то, что унести не удалось… Когда кременецкиевыехали из леса, над мокрыми развалинами тяжело поднялось объевшееся вороньё.

Страшен был вид обрушенных стен, провалившихся крыш, вздыбленныхбрёвен с застрявшими в них обгорелыми стрелами… Нагнувшись с седла, Халльгримвытащил одну из них, тошнотворно вонявшую палёным пером. Железный наконечникбыл обоюдоостр и походил на маленький нож. Виглафссон внимательно осмотрел егои бросил стрелу. Викинги были датчанами, из племени ютов.

Воины помоложе отводили глаза от мертвецов, что лежалинеубранными между домами, во дворах, на порогах жилищ… Смерть настигла их когокак – одних в борьбе, других в попытке спастись. Халльгрим глядел на нихравнодушно. Он ли не знал, как бьёт в сильной руке датский боевой топор. Битваесть битва, но юты, одержав победу, не позаботились о павших врагах. Это былонедостойно.

Мальчишка Чекленер уже стоял возле того, что осталось от егокудо. Безжалостный огонь пощадил часть стены, где была дверь. На пороге,головой наружу, лежала женщина… Жадные птицы ещё не тронули её глаз, и онисмотрели в серое небо – капли дождя на щеках казались каплями слёз. Рука,выброшенная вперёд, тянулась к спеленатому комочку, навсегда затихшему у самойладони…

А над ними, словно в последней попытке их защитить, стоялширокоплечий молодой мерянин. Он наверняка недёшево продал свою жизнь. Одна егорука всё ещё сжимала уродливо погнутый меч. Другая держалась за древко копья,пригвоздившее его к обугленным брёвнам. Русоволосая голова бессильносвешивалась на грудь. Он умер не сразу.

– Пожалуйста, вытащи копьё, – сказал БьёрнуЧекленер. – Мне никак.

Счастье, что ещё жила в Беличьей Пади спасённая им сестра…Бьёрн дёрнул глубоко засевшее копьё, но оно даже не шелохнулось. Сигурдпоспешил на подмогу, и вдвоём они кое-как раскачали его и вытащили вон. Теломерянина осело к подножью стены, и стала видна страшная сила, с которой былнанесён удар. Толстое бревно треснуло по всей длине, защемив наконечник. ПодошедшийТоргейр протянул за ним руку, но Халльгрим опередил его:

– Дайте-ка мне…

Он осмотрел искусную серебряную насечку на втулке и толькотогда передал оружие херсиру, пояснив:

– Ютское… Хельги когда-то подарил похожее твоему отцу.Оно звалось Гадюка. Вот я и подумал, не это ли самое.

Торгейр повертел наконечник в руке и сказал:

– Мой старик никогда не оставил бы такого копья, дажесо сломанным древком.

У них не было времени похоронить павших согласно обычаю…Посреди селища вырыли одну большую могилу и по-братски уложили в неё всех.Сомкнулась земля над Чекленером, братом Чекленера, над его маленьким сыном июной женой. Чекленер-младший так и не смог честь по чести совлечь с них одежду,предать тела священному огню и построить над дорогим прахом маленький домик… Несмог обвить кости брата серебряным поясом, надеть на палец невестки лучистыйперстенёк. Чужие алчные руки сорвали и унесли и то и другое. Он не смог дажеиспечь в костре и положить к ним в могилу глиняную медвежью лапу. Только исказал: я привёл тех, кто отомстит за тебя, брат… Живым следовало спешить.

Халльгрим осмотрел полусмытый след, оставленный в прибрежномпеске острым килем корабля. Викинги пришли на хорошем драккаре, похожем на егочёрный: по пятнадцати вёсел, не меньше, на каждом борту.

– Эти люди не могли уйти далеко, – уверенно сказалон Чуриле. – Корабль снялся вчера.

Князь спросил:

– Много ли их, Виглавич, как мыслишь? Мальчишкасказывал, полная лодья…

Халльгрим ответил:

– Их не прибавилось, конунг, если хоть с полдюжиныздешних финнов дрались так, как тот, у стены.