— Значит, наша организация… может поспорить даже сцерковью, кто старше?

— И да, и нет, — ответил Кронберг. — Какединая организация с единым Уставом и едиными Правилами — да, мы моложе,оформились только в Средние века. Тогда как раз шло бурное создание всякогорода рыцарских и прочих духовно-воинственных орденов. Мы один из такихвоинственных орденов… что разросся и дожил до наших дней. Однако, если учестьте тайные организации, что существовали еще со времен Древней Месопотамии иДревнейшего Египта, мы на данном этапе самая старая организация на земле.

Он бросил пару слов по внутренней связи, возникла Мария сновой бутылкой шампанского. Макгрегор поморщился:

— Эдуард, ты чего?

— Да все нормально, — ответил Кронбергбодро. — Не часто такое бывает…

Я сидел как на иголках, в кабинете растет напряжение, что-тосвязано со мной, на губах Штейна двусмысленная улыбка, а Гадес поглядывает на меня,как на бычка, которого ведут на заклание.

Кронберг улыбнулся мне и сказал ровным голосом, словно осамо собой разумеющихся пустяках:

— Юджин, мы убрали с политической арены мира всех болееили менее стоящих личностей. А внедрив на всей планете демократию и выборнуюсистему глав государств, получили абсолютно управляемое стадо и полностьюпрогнозируемую картину в любой ситуации.

Макгрегор заметил с легкой улыбкой:

— Вы заметили, что даже умело подменили понятия? Раньшеназвать человека предсказуемым было тяжким оскорблением, а теперь, если кого-тохотят оскорбить, говорят о таком: «Он человек непредсказуемый».

Кронберг кивнул:

— А о ситуациях говорят, что они могут статьнепредсказуемыми… Это заслуга в первую очередь, дорогие друзья, нашего дорогогоМакгрегора, вот он собственной персоной, горд и не краснеет. Это он сумелвнедрить, он… Мир должен быть предсказуемым, так надо, конечно. Апредсказуем — значит управляем.

Я спросил осторожно:

— А как же проблема ислама?

Макгрегор поморщился, будто прикусил больной зуб, Кронбергсказал хмуро:

— Это наша головная боль, вы правы. Как лично выопределяете роль ислама?

— Как очень благородную, — ответил я, — вглазах трех четвертей мирового населения планеты.

— Это как?

— Ислам умело взял на себя представительство, —объяснил я, — всех неимущих или малоимущих… Как людей, семей, групп, так ицелых государств. Он представляет, как не парадоксально, даже интересы Индии, скоторой воюет, интересы Китая, всех азиатских стран и даже Латинской Америки!Человеческая психика — такая хитрая штука: понимаем, что США правы, носимпатизируем их противникам. В данном случае исламу. Потому что основнойпротивник у Штатов — это не Россия, которую Штаты все равно постараютсяуничтожить, не Ирак, КНДР или Иран, а именно ислам. Даже в таких прикормленныхстранах, как Саудовская Аравия или Арабские Эмираты.

Они слушали внимательно, Макгрегор продолжал морщиться, нокивал, а Кронберг сказал со вздохом:

— Вы прекрасно все формулируете. И наши ощущенияоблекаете в четкие слова. У Макгрегора хороший помощник, я вижу. И дажесоратник.

Штейн пробурчал:

— Ислам, ислам… Черт бы его побрал!

— Ислам непредсказуем, — сказал с кривой улыбкойГадес.

— Все так, — ответил Макгрегор с тоской. — Илидеры у исламистов выбираются не толпой идиотов, как во всех демократическихстранах, а выдвигаются на роль вожаков благодаря уму, силе характера, отваге… Сисламом потруднее, но, к счастью…

Он умолк, взглянул на меня искоса и смолчал. Зато Кронбергдоговорил:

— К счастью, можно обходиться и без исламских стран.Потенциал человеческих ресурсов достаточен.

Они переглянулись, им всем понятно, я же, ощутивнедоговоренность, деликатно промолчал. Хотя от меня вроде бы и нет больше тайн,но некоторые вещи я должен, видимо, понять сам. Но в глубине мозга отложилось:потенциал человеческих ресурсов достаточен для чего?

Кронберг сказал задумчиво:

— Главное, суметь продержаться Европе… В Европу язачисляю и Штаты, понятно. А для этого нужно постоянно подбрасывать плебсувсякий цирцензес. Хлеба уже у всех хватает, как и пива, а цирцензес требуют ещеи еще. Желательно, все более грандиозное… Юджин, наш дорогой Макгрегор говорит,что вы в любой момент готовы предложить что-то еще для отвлечения плебса отмассовых выступлений?

— Конечно, — ответил я, не моргнув глазом.

Он прищурился.

— Например?

Я сказал неторопливо, формулируя на ходу, сейчас многоепоставлено на карту:

— Можно организовать очень прогрессивное движение залегализацию зоофилии…

Гадес спросил недоверчиво:

— Это что же… с животными?

Я пожал плечами.

— А какая разница?

Штейн хохотнул.

— Юджин абсолютно прав! Какая разница?

Гадес повернулся к нему всем корпусом.

— Что ты имеешь в виду?

Штейн пояснил весело:

— Какая, говорю, разница, с какими животными трахаютсяэти животные? Вчера трахались только с самками своего вида, потом мы, чтобычем-то занять их, разрешили им трахаться друг с другом… в смысле самец ссамцом. Теперь только и разницы будет, как мудро предлагает наш самый юныйчлен, что будут трахать коз, собак, овец и прочую живность. Какая разница,говорю и я, все равно животные с животными!

Гадес поморщился.

— За что я вас люблю, так за искренне людоедскиевысказывания. Как будто мы марсиане. Они такие же люди. Ну, почти.

Кронберг постучал по столу.

— Тихо-тихо. Итак, поступило предложение о легализациизоофилии. Юджин полагает, что это снимет на какое-то время напряженность вобществе, направит энергию в иное русло…

Макгрегор хохотнул, мы энергию в это «иное» русло направляемеще с сексуальной революции.

Кронберг смотрел на меня очень внимательно.

— Юджин, — проговорил он, — я в первуюочередь поздравляю себя, что сумел заприметить вас. Вы нигде не высовываетесь,но работы ваши говорят сами за себя. Мне понравился ваш жесткий стиль.

Я пробормотал:

— Жесткий?

— Не удивляйтесь, я имею в виду выводы, к которым выпришли. Вернее, даже не вы, а всякий читающий ваши работы непременно приходит копределенному мнению. В этом ваша сила.

Макгрегор посматривал на него лениво и вальяжно. Кронбергвообще посмотрел на одного, на другого, те ответили ему едва заметными кивками.Кронберг улыбнулся, я смотрел, как он сделал глоток шампанского, Макгрегор тожесмотрел с ожиданием.