Девушка всё время в пути провела рядом с Эланом, защищенная от дождя специальным навесом, наспех, впрочем, как и остальное, смонтированном на шагающей платформе.

До самого шатла все дружно играли в молчанку, но рядом с кораблём процессия как по команде остановилась. «Мул» замер на металлическом настиле, ведущем от дороги к аппарели, провожающие рассыпались полукругом. Раткины безбоязненно вошли под брюхо механического исполина, преисполненные желания ещё раз увидеть родное чадо. Как знать, может в последний раз.

Парень по-прежнему обитал где-то далеко, вяло реагируя на внимание со стороны родителей и деда. Они тискали его в объятиях, и тот всё же жался к ним, но взгляд, полностью обращённый в себя, не оставлял сомнений в истинном положении дел. Отсутствие возможности нормально пообщаться с ребёнком пред дальней дорогой сильно расстроило и отца, и мать. Екатерина Вячеславовна хоть и держалась, но эмоции невольно прорывались наружу — из круга крепких объятий нет-нет, а слышались всхлипывания.

А вот для Александры стабильно пассивное состояние подопечного было настоящим подарком Небес, позволившим без приключений преодолеть ключевые два километра до кораблика.

Дождь барабанил по стальному исполину, ручейки сбегали к земле по ногам, оплетённым как мышцами кабелями и сервоприводами, собирались в ямах, оставленных в почве, изуродованной ступоходами.

Раткины с Миррой уже затягивали прощание, а Полякова не решалась их торопить, чувствуя свою вину, пусть и недоказанную, за всё происходящее, топталась в сторонке, будто чужая.

Недоказанная вина. Точнее сказать недоказуемая. Является ли её, куратора, решение о продолжении контакта ошибочным? Если бы она сразу попыталась вытащить подопечного из Океанеса, а не отложила выход на более позднее время, было бы проще? Или они бы так же стояли тут, на этой поляне? Или не будь невзначай оброненной Миррой фразы, и не родилась бы в её голове сумасбродная идея о полёте на Измер, что тогда? Принудительный выход из Контакта с вероятным превращением молодого человека в пустую куклу с умственными способностями младенца? Нет ответа ни на один из вопросов.

Александра вздрогнула от прикосновения и, непроизвольно отшатнувшись, вышла из-под защиты навеса. Холодные капли тут же запутались в волосах, ледяными пальцами проникли под воротник.

— Не бойтесь. — Мать эволэка улыбнулась сквозь слёзы, поймав рукав её куртки, и затащила назад в укрытие. — Мы Вас ни в чём не виним.

Полякова судорожно втянула воздух, уткнулась взглядом в землю, старательно изучая русла мельчайших ручейков, бегущих между ног трёх человек, стоящих напротив.

— Он считает свою работу очень важной, да она такая и есть. — Андрей Николаевич не мог подобрать слов, но сказать что-то надо было. — Удачи вам обоим.

Отец и мать Элана двинулись к толпе провожающих, но дед задержался.

— Дочка, — Раткин старший положил свою ладонь на её плечо, — это был его выбор. Не принижай его мужество пустым самобичеванием. Это как на войне. Все эти самоанализы, вроде: «если бы, да кабы бы»… Ведь ещё есть надежда, ещё можно и нужно бороться… Чтобы не случилось, помни, мы всегда тебе рады, ты для нас родная. Только привези его назад… Со щитом или на щите, но верни парня домой.

Плеск удаляющихся шагов. Прощальный хлопок от Мирры по спине и напутствие не раскисать Саша уловила только краем сознания. Ей удалось совладать со слезами. Не время для эмоций. Горячее сердце, но холодный разум. Так и только так. Она подбежала к эволэку, обняла его за талию, чувствуя даже сквозь костюм тепло тела. Резкий взмах её руки, и оператор «Мула», повинуясь сигналу, тронул машину вперёд. Несколько шагов, и открытый зев аппарели принял механического гиганта в утробу корабля. Идя рядом с подопечным на яркий свет, заливающий грузовой отсек, куратор всем сердцем верила, что это дорога в цветущий райский сад, а не огненную геенну.

Он много думал о треугольнике. Что он такое? Одна вершина — это Она и малышня, те, кто всё время вились рядом. Другая вершина — те, кто оставались на близком берегу, берегу, на который он так и не решился выйти, в их числе и Она Другая, и Те, что раньше были за Стеной. С ними всё ясно, они все знакомы. А вот третья вершина была непонятна по своей сути. Её было много, очень много, но в ней не было привычного океана жизненного огня. Холод, да именно холод сковывал свет миллионов сердец. Но в этом ледяном царстве не чувствовалось кладбищенского ужаса, просто крохотным уголькам ещё не пришло время перерасти в настоящий пожар. Всему своё время, мелькнула философская мысль.

* * *

Лапенков Владимир Анатольевич, капитан «Сталинграда», был не в духе, весь корабль напоминал растревоженный улей. Какому-то придурку на земле взбрела в голову гениальная идея — привезти на борт эволэка, вместе с системой жизнеобеспечения — СЖО, причем не флотского образца! Пришлось в авральном темпе очищать целый ангар, чтобы принять лишний челнок, а для этого гигантский контейнер с грузом (упаси Бог, не с животными!) пришлось выбросить в вакуум, на милость спасательной службы.

Принять в открытом космосе шатл во внутренний ангар. Мало кто из сухопутных крыс может вообще представить себе сложность этой операции! Сначала надо выкачать воздух из гигантского помещения, при этом не допуская его остывания — иначе от конденсата потом спасу не будет. Затем, убедившись в герметичности всех соседних помещений, отрубить искусственную гравитацию, открыть ворота, и с ювелирной точностью ввести кораблик во чрево большого брата. Затем закрепить его на палубе, закрыть ворота, вернуть назад нормальное атмосферное давление. И, напоследок, привести гравитацию к одной «же», моля, чтобы никто из экипажа по рассеянности не оказался в неудачный момент и в неудачном месте, и не был бы расплющен в лепёшку чем-нибудь, начиная от опор челнока и заканчивая любым тяжёлым предметом, коих на борту было немало.

Вся процедура занимала не один час, но к счастью уже подходила к концу, о чём говорили струи горячего воздуха, бьющие из вентиляционных отверстий — металл легко отдал тепло космосу, и теперь, прежде чем ступить в помещение без скафандра, его следовало основательно прогреть, во избежание обморожений.

Челнок уже приветливо открыл аппарель, приглашая в гости, чем Лапенков и не замедлил воспользоваться. Внутри расположилась странная компания. Группа штатских возилась с оборудованием «Мула», чьё нестандартное оснащение представляло собой непокоримую высоту искусства импровизации, и женщина, которая расположилась прямо на полу, рядом с человеческой фигурой, затянутой в чёрный, прямо-таки смоляной костюм, подключенный к СЖО.

— Ну, и какому идиоту стукнула в голову сия гениальная мысль? — без предисловий и приветствий осведомился капитан.

— Не, идиоту, а дуре, тогда уж, — отозвалась Полякова.

Прямое оскорбление женщина пропустила мимо ушей, так как картинки на мониторах занимали её куда больше, чем чьё-то негодование.

— Прошу прощения, — без особой искренности в голосе сказал Лапенков, — но мы провели сложную и незапланированную операцию. Можно хоть узнать ради чего?