Сенаторы не знали, каким будет выбор Помпея, и решилиподтолкнуть его к осознанному решению. Для этого Помпею нужно было передать влюбой удобной форме известие об измене его жены Муции с Цезарем. Из этогоизвестия, которое послы обязались довести до командующего, сенаторырассчитывали извлечь максимальную выгоду. Вбивался клин между Помпеем иЦезарем, а опозоренный и ославленный полководец уже не смог бы с прежнейуверенностью вести своих легионеров на Рим. Не говоря уже о том, что и самтриумф Помпея выглядел бы просто насмешкой, и сквозь лавровый венок победителяявственно проступали бы очертания рогов обманутого мужа. Это был чрезвычайноловкий ход, и он почти удался.

К вечеру за обильным ужином гости перепили, и почти до утрабыли слышны пьяные разговоры и крики. Среди хозяев особенно выделялсявольноотпущенник Помпея Деметрий, столь охотно принимающий участие в пиршествахсвоего патрона. Под утро между Деметрием и одним из гонцов случилась размолвка,и потребовалось вмешательство дежурного декуриона, дабы разнять ссорящихся.

Выспавшийся Помпей вышел утром на палубу в отличномнастроении. Уже после завтрака наверху показался Деметрий. После вчерашнейпопойки он имел весьма жалкий вид и все время трогал свою разбитую губу.

— Дионис, бог виноделия, благословил вас вчерашнейночью, — сказал Помпей. — Обязательно нужно было драться?

— Да, — угрюмо ответил Деметрий, — это моедело.

— И мое тоже, — строго сказал Помпей, — тымог бы вести себя лучше, Деметрий. Эти постоянные кутежи…

— Я понимаю, Великий, — наклонил головувольноотпущенник, — но гонец был не прав, и я не смог сдержаться.

— В следующий раз тебе разобьют голову, — покачалголовой полководец. — Ну, что вы не доделили вчера?

Деметрий обиженно молчал, отведя глаза в сторону.

— Я спрашиваю, — повысил голос Помпей.

— Ничего, — виновато сказал вольноотпущенник.

От полководца не укрылась его неуверенность и некотораярастерянность.

— Что случилось? — уже строже спросил он.

— Прости, Великий, но ты знаешь, я никогда не скрывалот тебя ничего.

— Говори, — разозлился Помпей, внезапнопочувствовав большую беду.

— Твоя супруга Муция… Гонец рассказывал сплетни о ней.Прости еще раз, но я не смог сдержаться, — виновато проговорил Деметрий.

— Что он говорил? — бесстрастным голосом спросилПомпей.

— Он говорил… Он говорил… Твоя жена и Цезарь. Гонецговорил, что и Мамурра, Клодий… Прости, Великий, — Деметрий отчаяннозатряс головой, отходя в сторону.

Помпей замер, почернев от такой новости. Он, не изменившисьв лице, кратко пробормотал какое-то проклятие и, резко повернувшись, ушел всвою каюту. Испуганный Деметрий остался на палубе.

Целый день никто не решался нарушить тягостную тишинуглавной каюты. К вечеру Помпей вышел сам. Он словно сразу постарел на нескольколет, но держался по привычке спокойно и собранно. Деметрий и дежурныецентурионы с тревогой ждали его указаний.

— Подготовиться к высадке в Бриндизии, — громкосказал Помпей, — проверьте весь груз. Деметрий, — обратился он к испуганномувольноотпущеннику, — зайди ко мне подготовить разводное письмо моейсупруге. И не забудь вручить его тому самому сплетнику, — тихо добавил он.

Спустя два дня, когда вся римская армия высадилась на берег,Помпей, по обычаям предков, собрал на сходку всех легионеров. Поблагодарив ихза верную службу, он приказал легионерам разойтись по домам, распуская армию,согласно существующим законам и традициям.

По свидетельству современников, это стало самой большойнеожиданностью в самом Риме и далеко за его пределами. И все время слышим словагениального историка и философа Плутарха, написавшего по этому поводу:

«Однако божество всегда ревниво старается примешать кблестящим и великим дарам судьбы некоторую частицу невзгод». По мнению самогоПлутарха, этой частицей стала Муция — жена Гнея Помпея Магна. Ибо трудно бытьодинаково великим повсюду. Приходится чем-то жертвовать.

Ложь говорит каждый своему ближнему: уста льстивы, говорятот сердца притворного.

Псалтырь, псалом 11:3

В этот день Цезарь пришел домой ранее обычного. В своюогромную библиотеку он принес трагедии Софокла, мастерски переписанные для негосудейским писарем на греческом пергаменте. Бережно положив кодекс,[138]Цезарь приказал подать обед в атрий и поспешил туда, где неласковое ноябрьскоесолнце уже прогрело стены. Обедая в одиночестве, он даже не заметил, как ватрии появилась Помпея.

— Ты пришел сегодня так рано, — удивиласьона. — Зимри говорил мне, что ты пойдешь обедать к Крассу.

— Нет, — устало ответил Цезарь, — я получилновый свиток с трагедиями Софокла. Искусный писарь сделал свою работу почтибожественно. Телеф, — обратился он к стоявшему рядом рабу, —принесешь мне этот свиток из библиотеки, когда я закончу обедать.

Помпея опустилась на скамью рядом с ним.

— Скоро в нашем доме будет праздник Доброй богини.Домициана — старшая весталка — уже была в нашем доме. В эту ночь, согласнообычаям, все мужчины и рабы должны уйти из дому.

— Хорошо, — наклонил голову Цезарь, думая освоем, — если этого требуют наши обычаи.

— В прошлом году праздник проходил в домеЦицерона, — напомнила Помпея, — и тогда счастливый знак богов,полученный Теренцией, спас Рим от мятежа катилинариев.

— Конечно, — невозмутимо отозвался Цезарь, —боги помогли Цицерону прикончить Катилину. Наши боги всегда благосклонны кпобедителям.

Помпея вспыхнула от негодования.

— Клянусь Юпитером, ты неисправим. Ты — верховныйпонтифик и претор Рима, а насмехаешься над милостью богов.

— Мы все уйдем из дому, — махнул рукойЦезарь. — Только раньше, по-моему, боги были менее привередливы. Но еслитак нужно, то можешь распоряжаться.

— Завтра днем к нам придут твоя мать, Аврелия, иДомициана.

— Насчет Аврелии я не возражаю. А вот эта старая фурия,Домициана. Постарайся, чтобы она поменьше появлялась в моем доме. Когда я еевижу, мне становится даже страшно.

— Ты не хочешь, чтобы к тебе в дом приходила старшаявесталка, — изумилась Помпея, — поистине ты, Цезарь, исключение дляримлян. Приносящая успех и удачу весталка, вошедшая в твой дом, проведет ночь вслужении Доброй богине и этим принесет счастье тебе и твоей семье.

— Она мне уже пыталась принести это счастье в прошломгоду, когда требовала, чтобы я дал согласие на казнь Постумии, —нахмурился Цезарь.