Последних мятежников добивали с ожесточением, словноистребляли варваров, вторгшихся в пределы республики. Ни один воин из армииКатилины не попросил пощады, ни один человек не был взят в плен. Римляне,показывая образцы мужества и отваги, умирали молча, как и подобает героям.

А со скал уже поднимались стервятники, радостноперекликающиеся друг с другом. И кружили неизвестно откуда взявшиеся вороны. Идолина была усеяна трупами погибших римлян, и смерть собирала свой обильныйурожай в этот безрадостный тусклый холодный январский день.

Ибо этот сын мой был мертв и ожил,

пропадал и нашелся,

И начали веселиться.

Евангелие от Луки, 15:24

Когда Петрею сообщили о погибших и раненых, он не поверил.Из десятитысячного войска Катилины в плен не сдался ни один. Только сто сорокдва тяжело раненных катилинария стонали в палатках, доставленные сюда прежнимиврагами.

Антоний, Петрей и Требоний обходили места недавней битвы.Почти все мятежники погибли от ударов в грудь. Они умирали каждый на своемместе, не отступив ни на шаг.

Даже привыкший к подобным зрелищам Петрей был подавлен видомэтого поля, усеянного соотечественниками, столь героически сражавшимися с егоармией. Консульские легионы потеряли около шести тысяч человек, половину изкоторых составляли триарии, первыми принявшие на себя самый страшный удармятежников.

В дальнем конце поля среди нескольких трупов нашли, наконец,тело Катилины. Антоний и Петрей поспешили посмотреть на вождя заговорщиков,когда испуганный центурион доложил, что тот еще дышит. Катилина умирал тяжело;несмотря на многочисленные ранения, он был еще жив. Мятежная душа не хотелапокидать некогда грозное тело. Антоний приказал перенести его в палатку,рассчитывая, что эскулапу удастся выходить Катилину для последующеготриумфального возвращения консула в Рим. Но Петрей не позволил. Старый воин спервого взгляда понял, что Катилине уже нельзя помочь, слишком ужасными иобильными были его раны, слишком много крови потерял вождь заговорщиков.

Катилина, уже не видя ничего вокруг, боролся за жизнь так,как боролся всегда, неистово и неукротимо.

Внезапно к нему бросилась чья-то фигура. Это была Семпрония.Не обращая внимания на лежащий рядом труп Вибия, она дико закричала, рухнуврядом с Катилиной. Словно самка, потерявшая детеныша, рыдала она над егополуживым телом. Только теперь поняла она, насколько страшной и дикой была еестрасть к этому человеку. Антоний испуганно охнул. Грозный патриций еще успелчто-то пробормотать, когда кровавая пена, показавшаяся на губах, положила конецего мучениям. Трое легионеров попытались оттащить Семпронию, но она сражалась сневероятной яростью за право остаться рядом с любимым человеком. По знакуПетрея легионеры отступили, и долго еще дикие крики женщины были слышны надполем.

Антоний, вспомнивший, что он консул и командующий армией,приказал готовить гонцов в Рим с известием о победе.

Петрей, не мешавший консулу составлять победную реляцию,поспешил навестить тяжело раненного Антистия, уже доставленного в лагерь.Раненный в живот, он почти не стонал, хотя открытая рана внушала всем серьезныеопасения.

Заметив, как тревожно переговаривался эскулап со своимипомощниками, Петрей подошел ближе. Увидев его, Антистий чуть улыбнулся.

— Марк, — позвал он своего старого товарища.

— Да, — наклонился к нему Петрей.

— У меня просьба… Сделай это для меня… — Антистийговорил очень тихо.

— Я тебя слушаю.

— В войске Катилины… должен быть мой сын… Вибий… Узнай,что с ним…

— Хорошо, — Петрей повернулся к стоявшему рядомцентуриону, отдавая необходимые распоряжения.

— Что-нибудь еще? — спросил он у Антистия.

— Ничего, — тяжело раненный ветеран судорожнодышал. — Я хочу знать… где Вибий.

Ждать пришлось довольно долго. Добросовестный центурионобошел все поле, разыскивая труп юноши. Несколько раз казалось, Антистий невыдержит, но каждый раз мучительным усилием воли ему удавалось удерживаться награни сознания, приглушая нестерпимую боль.

— Сколько он выдержит? — в один из таких моментовтихо спросил Петрей.

Эскулап отвел глаза.

— Харон давно готов забрать его душу.

Наконец вернулся мрачный центурион.

— Говори, — потребовал Петрей.

Центурион замялся.

— Говори, — едва слышно попросил Антистий.

— Он убит, — коротко доложил центурион, —тело сейчас принесут.

— Как… Как он убит?.. — выдохнул Антистий.

— Копьем. Удар прямо в грудь.

— Великие боги, — попытался улыбнутьсяАнтистий, — я умираю… счастливым. Он… умер… как все… Аврелии…Вибий, — вдруг позвал он, — я иду за тобой.

С этими словами он улыбнулся и склонил голову. Сознаниеокончательно покинуло его, и через мгновение он умер.

Петрей горестно вздохнул. С Антистием он воевал еще противМитридата в армии Суллы.

— Похороните их вместе. Вибия и Антистия. На одномкостре, — распорядился он, затем, подумав, добавил: — Хороните всехвместе. И наших, и катилинариев. Поставьте погребальные костры. Они заслужилиэто право, умирая, как настоящие римляне.

С этими словами он вышел из палатки, шагая к преторию, гдерадостный Антоний уже принимал поздравления льстецов и подхалимов из числасвоих ликторов и контуберналов.[135]

Рядом, среди командиров, находился Квинт Фабий. Он уже успелраспорядиться о надлежащем обряде похорон для своего племянника. Слыша теперьпохвалы в адрес Антония, он презрительно отвернулся и достаточно громко сказалТребонию:

— Подумать только, находятся люди, утверждающие, чтоони победили Катилину.

Требоний, бледный от полученной раны, сквозь зубы добавил:

— Это наша общая беда. Выигрываем сражение мы, априсваивают лавры победителей старые сенаторы.

Петрей, заметивший недовольство легатов и трибунов, быстрооценив ситуацию, подошел к Антонию.

— Я распорядился, — тихо сказал он консулу, —чтобы тела наших погибших легионеров и мятежников собирали на общихпогребальных кострах.

— Что? — изумился Антоний, забывший о своейпрежней трусости. — Ты приказал собирать их вместе?

— Да, — кивнул Петрей, — но говори чуть тише,или, клянусь богами, тебя услышат наши трибуны, и мне придется силой сдерживатьих.

Антоний вспыхнул, но, оглядевшись по сторонам, почел заблаго умолкнуть. Он увидел горящие ненавистью глаза своих подчиненных. Многиеиз них знали о прежней дружбе Антония и Катилины. Консуляр предпочел замолчать,понимая, сколь опасным будет лично для него любое недовольство в армии.