он шатается по улицам Ерушалаима с толпой смутьянов и вбивает в головы людям свои речи! – отрезал Понтий Пилат и сделал несколько шагов в сторону. – Его слушают те, кого ты назвал неуправляемыми, Первосвященник. – Понтий Пилат нервно усмехнулся. – Толпа всегда нуждается в предводителях и пророках, и она выбрала его. Но ваши пророки, иудей, нужны вам только мертвые. Живые они всем мешают. Я дам толпе то, что она жаждет: еще одного мертвого пророка. Рим победить нельзя! Всегда об этом помни, иудей! Всякий, бунтующий против Рима, призывающий изгонять римлян, будет лишен жизни! Но сейчас мне не нужна лишняя кровь, Каиафа. Крови одного Йешуа, этого самозваного Царя Израилева, будет достаточно, как Антипе было достаточно головы одного Крестителя.

Каиафа вышел от Понтия Пилата с тягостным сердцем. Нелегким грузом на мозг давило поручение прокуратора. Не потому, что было жаль Йешуа, нисколько, проповеди того давно раздражали священнослужителей. Фарисеи даже требовали забить его камнями, но синедрион медлил, не находя единства среди своих членов.

Гнетущее состояние сейчас было оттого, что Каиафа словно оказался зажатым между двух камней: с одной стороны, требование Понтия Пилата, с другой – нерешительность синедриона. И хотя Первосвященник чуял угрозу от Йешуа, он никак не мог решить для себя, к какой стороне прибиться.

Постоял на ступенях дворца, подышал. И медленно, провожаемый безразличными взглядами стражи, спустился вниз, где ждали двое слуг. Ноги сами повели к дому тестя Анны. Тесть, бывший Первосвященником и председателем синедриона до Каиафы, волевой матерый старик, хоть и был уже дряхл, оставался свеж умом. До сих пор почитался, имел сильное влияние на зятя и на других священнослужителей Иудеи. Пятеро его сыновей жили рядом и с Каиафой были в хороших отношениях.

Каиафа шел к тестю, чтобы посоветоваться. Он всегда делал это, когда стоял перед трудным выбором. Слуги расталкивали толпу впереди, пробивая дорогу Первосвященнику.

Дом Анны большой, с лепниной на фасаде и небольшими фигурками львов по углам. Невысокая ограда, за нею чахлая трава и хилый кустик у дорожки к дому.

Анна в серой тунике и штанах сидел в доме на крепком деревянном стуле работы римского мастера с подушкой на сиденье. Прямой, иссыхающий, с живыми глазами. Поверх усов с бородой глубокие морщины на щеках и лбу. Руки нервно вздрагивали, опираясь ладонями на подлокотники.

Он усадил зятя на широкую потертую скамью со спинкой в римской резьбе и приготовился слушать. Уже с первых слов Каиафы, когда зять заговорил о просьбе Понтия Пилата, стал одобрительно хмыкать, не скрывая, что поддерживает решение прокуратора. Конечно, искать предателя занятие для Первосвященника унизительное, неблагодарное и неприятное, как кол в заднем месте. Но важна цель, а цель у наместника, по мнению Анны, благая.

Анна напрочь отторгал Йешуа, считал бродяжным смутьяном, а речи его нелепыми и вредными. Был убежден, что Закон Моисея дан иудеям на все времена и проповедующий иное – смертельный враг. Не меньше, чем прокуратора, его сейчас раздражало происходящее на улицах Ерушалаима. Речи Йешуа, кои пересказывали Анне слуги, приводили старика в исступление, потому что он понимал, какое исцеление народу Израилеву сулил Йешуа. И злился, что синедрион был так бесхребетен. Благо, прокуратор берется за дело. Защищая римлян, он невольно защищает Храм иудейский.

Тесть молча дождался, когда Каиафа закончил говорить, выдержал паузу и негромко сипловато отозвался:

– Да, омерзительное занятие выуживать предателя, – чуть вскинул голову и обжег взглядом, – но не забывай, первый камень всегда необходим! Я неизменно на стороне Закона, а Закон учит забивать камнями лжепророков!

– Но Йешуа не называет себя пророком, – поправил Каиафа, стараясь не смотреть в глаза тестю.

– Он ставит себя выше! – недовольно выкрикнул Анна, почти с той же яростью, с какой недавно кричал на Каиафу наместник. – За это мало распять, надо выпотрошить полностью! Люд иудейский, как дитя, легко поддается обману. Помоги прокуратору покончить с Йешуа, так ты спасешь народ Израилев. Иначе Понтий Пилат управится с ним без тебя. Но тогда он еще напьется кровью иудеев, да и нас в эту кровь окунет, – Анна выпрямил спину и остановил взор на лице Каиафы.

Того обдало жаром, будто облило кипятком, но решение не могло быть легким, и он продолжал хвататься за соломинку:

– Ведь Понтий Пилат не спасает иудеев, он испугался за свое место, потому что Йешуа призывает изгонять римлян. Но разве он не прав, сколько еще иудеям на своей земле терпеть римских прокураторов и римских солдат? Я вижу, конечно, Йешуа и для нас небезопасен, но настолько ли, чтобы убивать его? Всегда успеем это сделать. Толпа изменчива, сегодня приветствует его, завтра его же забьет камнями. Может, не следует нам вмешиваться? Не понимаю, – вздохнул и отдышался Каиафа.

– Этого не надо понимать, – снова вскричал Анна, – это надо делать! – Вздрагивающая рука дотянулась до зятя. – И надо спешить! Чем раньше не станет Йешуа, тем лучше. Римляне и у меня поперек горла. Я лучше твоего знаю, что Понтий Пилат страшный человек. Жесток так же, как безжалостен могущественный Рим и боги римские, каким поклоняется прокуратор. Но сейчас он делает полезное дело. Отправь верного слугу, пускай найдет среди бродяг нужного изменщика. Таких людей узнают по запаху, от них всегда смердит. Прокуратор прав, не жалей денег. Не скупись. Не твои руки окровенятся, Понтий Пилат готовит варево.

Каиафа, не произнося больше ни одного слова, задумчиво насупился, придержал концы пояса и поднялся с места. Вздрогнул, ему показалось, за спиной у Анны увидал незнакомца. Тот возвышался над тестем, был в длинном полосатом эфоде с богатыми узорами. Расплывчатый взгляд Прондопула вбирал в себя глаза Первосвященника, приводя того в состояние сильного волнения. Каиафа услыхал голос, он, разливаясь медом по мозгу, говорил:

– Не сомневайся, Каиафа, Анна прав, и Понтий Пилат прав. Сделай то, что от тебя требуется.

Каиафа с усилием зажмурился, мотнул головой и резко открыл глаза. Никого за спиной тестя не было. Только почудилось, что деревянный пол сзади Анны под чьими-то шагами чуть слышно скрипнул.

А на следующий день Каиафа отправил своего верного слугу к окружению Йешуа.

Глава тридцать четвертая

Аркадий Константинович

Когда Пантарчук возвратился в гостиницу, дежурная вскочила со стула, через стол наклонилась к Петру, протягивая ключ. И, округлив глаза, заговорщически сообщила, что его спутник вернулся из города в сплошь изодранной одежде. Попыталась жестами показать на себе, но не очень получилось. Одернула юбку, часто заморгала густо выкрашенными ресницами. Махнула рукой и зачастила, сумбурно завершая сообщение:

– В общем, как будто его между терками протащили.