Русские заплатили за вино договоренную сумму. Эди направился в корчму, где у него была встреча с друзьями. Через несколько часов в корчму вбежали крестьяне с криками:

– Ты здесь сидишь, а русские грабят твой погреб!

Эди вскочил и в сопровождении друзей побежал к погребу. По дороге они встретили группу земляков, дравшихся с тремя русскими солдатами. Эди, бывший немного в подпитии, также набросился на русских, но солдатам удалось вырваться. Они сели на мотоцикл с коляской, стоявший у винного погреба, и покинули село. Только теперь Эдди узнал подробности попытки ограбления его винного погреба. Это были те самые русские, которым он продал вино. Узнав, где находится погреб, они больше не считали нужным просить хозяина продать им вино. Они подъехали на мотоцикле к самому погребу, железными прутьями взломали двери и наполнили баки вином. Но на выходе из погреба их заметили крестьяне и помешали уйти. После этого Эди с друзьями вернулся в корчму, чтобы отпраздновать «победу». Через три дня отряд НКВД окружил село и арестовал восемнадцать крестьян, участвовавших в драке. Арестованных отвезли в Баден и после нескольких недель предварительного заключения судили русским военным трибуналом. Трибунал вынес шесть смертных приговоров, а остальных двенадцать человек приговорили к десяти годам тюрьмы. Эди отправили в Норильск, где он пробыл два года, и теперь вместе с нами ехал в неизвестном направлении.

Пароход тяжело поднимался вверх по течению, иногда останавливаясь в редких населенных пунктах, чтобы принять груз и пассажиров. Ночью на некоторых пристанях мы слышали, как женщины грузят тяжелые контейнеры, и во время погрузки женщины пели жалобные песни. На нас это действовало угнетающе.

На седьмой день пароход прибыл в краевой центр Красноярск. Сначала он причалил к левому берегу, где вышли все пассажиры. После этого он направился к правому берегу и пристал к временной пристани. Через некоторое время открылись двери, солдаты приказали сначала вынести бочки, служившие нам во время плавания парашами. Потом снова, как и при посадке, началась перекличка. И опять шеренга вооруженных солдат образовала коридор, ведущий на берег.

Мы поднялись на крутой холм, резко обрывавшийся у берега. Под конвоем солдат и собак, которых держали на поводке, мы шли по еще незастроенной правобережной части города – было всего несколько заводских зданий и жилых домов. Здесь возводился новый район. Вдали виднелся левый берег, связанный с нашим железнодорожным мостом. Штук двенадцать труб взвились в небо. Красноярск – большой индустриальный город. Прямиком через поля мы двинулись в направлении великой сибирской магистрали. Вдали от нас промчался транссибирский экспресс, который от Негорелого до Владивостока преодолевает путь в десять тысяч километров. Перейдя железнодорожный мост, мы миновали станцию «Енисей». Рядом со станцией мы заметили группу заключенных, которая под охраной конвоя выгружала бревна из пятидесятитонных вагонов. Мы прошли мимо большого поселка с небольшими, выглядевшими заброшенными деревянными избушками. Рядом с многими домами паслись козы, привязанные длинными веревками. Женщины смотрели на нас с испугом, старухи крестились. Если кто-нибудь слишком близко подходил к нашей колонне, конвоиры его тут же отгоняли. Люди прятались в кусты или за деревья.

Наконец мы увидели знакомые птичники – караульные вышки, напоминавшие скворечники и поэтому так и прозванные. Вдоль высокого дощатого забора мы шли целых два километра, пока не оказались у ворот Пересылки, пересыльного пункта Норильлага. У самых ворот наша колонна остановилась. С обеих сторон стояли надзиратели и вохра. В нескольких метрах от ворот стоял стол, за которым сидели служащие лагерной канцелярии. Здесь же мы увидели и заместителя начальника Норильлага Двина, следившего за тем, как вызванные заключенные подходят к столу и отвечают на вопросы. Некоторые с ним здоровались, а он им весьма любезно отвечал.

Когда поверка закончилась, мы построились в колонну по пять и в окружении надзирателей и вохровцев направились к бараку, стоявшему в двухстах метрах от нас. В бараке было три входа, в центральный из них мы так и вошли в колонне по пять.

Помещение было квадратным, вдоль стен и посередине стояли двухъярусные нары. Рядом со мной не оказалось никого из старых друзей. Некоторое время все занимались устройством постелей: вместо матрасов расстилали бушлаты, а вместо подушек клали мешки. Когда мы, наконец, с этим управились, то обнаружили, что барак закрыт на ключ. Это нас взволновало. Это могло означать, что готовилось нечто дурное. Но во время обеда барак открыли. Снаружи, перед самым входом уже стоял котел с горячей баландой. Мы подходили по очереди, держа в руках свои миски, а повар в белом переднике каждому наливал половник вкусной баланды. Нам разрешили немного походить вокруг барака и насладиться солнечным прекрасным днем. Пришел надзиратель и приказал нам возвращаться в барак. Когда он снова стал закрывать нас на ключ, мы его спросили, зачем он это делает.

– Приказ начальника, – ответил тот.

На следующее утро мы потребовали от надзирателя, чтобы он позвал начальника. Двин пришел в сопровождении начальника пересылки и других офицеров. Все мы вскочили со своих мест, и вскоре вокруг них образовался круг. Брагинский, которого и здесь назначили старостой, выступил вперед и спросил хорошо знавшего его Двина:

– Гражданин начальник, почему нас закрывают?

– Я отдал такое распоряжение, чтобы защитить вас, – ответил Двин.

– Как это понимать?

– Здесь находится много бандитов, приговоренных к двадцати пяти годам и ждущих отправки в Норильск. Они вполне могут вас ограбить.

– Мы не боимся, мы сможем сами себя защитить.

– Но я не могу допустить, чтобы началась кровавая резня.

– И все-таки мы вас просим не закрывать нас, – нажимали мы.

– Я подумаю об этом. Я посмотрю, что можно сделать.

На следующий день Двин снова пришел в наш барак и мы опять стали просить его разрешить нам свободное передвижение по зоне. Двин повторил, что он беспокоится о нас и что ему было бы неприятно, если бы с такими заслуженными людьми, как мы, произошло что-нибудь нехорошее. Мы посчитали его ответ искренним. В конце беседы Двин сказал, что днем он двери закрывать не будет при условии, что мы будем гулять вокруг барака. Мы согласились. Как только Двин покинул барак, мы вышли на свежий воздух и солнце. Тут же нас окружили заключенные из других бараков, желая увидеть это «чудо». Все это время на зоне распространялись различные слухи. Одни считали, что нас везут в Москву, чтобы вручить ордена за заслуги в строительстве города Норильска и выпустить на свободу. Другие утверждали, что слышали, как какой-то высший офицер рассказывал, что мы в Красноярске будем строить большой завод; нашу группу так и называли «этапом инженеров».

Уголовники, поддерживавшие здесь хорошие отношения с охраной и администрацией, постоянно обирали новичков до нитки. Награбленные вещи надзиратели выносили за зону и продавали, а добычу делили. В этом были замешаны не только рядовые надзиратели, но и офицеры.