При всей своей семнадцатилетней наивности корнет Обрипонимал, что добраться до правого крыла, передать приказ и снова вернуться накомандирский холм можно самое большее за десять минут. Ни в коем случае недольше. Конечно, на Чиките, кобыле изящной и быстрой как лань.

Однако еще прежде, чем он домчался до Золотого Пруда, корнетпонял, что, во-первых, неизвестно, когда он доберется до правого крыла, и,во-вторых, неизвестно, когда ему удастся вернуться. И еще он понял то, что емуочень даже пригодится резвость Чикиты.

На поле, к западу от Золотого Пруда, кипел бой. Черныесеклись с бруггенской конницей, защищающей боевые порядки пехоты. На глазах укорнета из скопища людей и коней внезапно, словно искры, словно осколкиразбитого витража, выпали и беспорядочно рванулись к речке Хотли фигурки взеленых, желтых и красных плащах. За ними черной рекой разливалась поводьнильфгаардцев.

Обри резко осадил кобылу, рванул поводья, готовыйразвернуться и бежать, сойти с дороги беглецов и преследователей. Однакочувство долга взяло верх. Корнет прильнул к конской шее и пошелголовокружительным галопом.

Вокруг стояли крик и рев, мелькали, как в калейдоскопе,фигурки, сверкали мечи, неслись звон и грохот. Некоторые припертые к прудубруггенцы отчаянно сопротивлялись, сбившись в кучу вокруг знамени с якорнымкрестом. На поле Черные добивали рассеянную, лишенную поддержки пехоту.

Неожиданно все заслонил черный плащ со знаком серебряногосолнца.

— Evgyr, nordling!

Обри крикнул, поднятая криком Чикита сделала прямо-такиолений прыжок, спасая ему жизнь и вынося за пределы досягаемостинильфгаардского меча. Над головой засвистели стрелы, завыли бельты, в глазахснова замелькали разноцветные фигурки.

«Где я? Где свои? Где враг?»

— Evgur, morv, nordling!

Aрохот, стук, ржание лошадей, крик.

— Стой, молокосос! Не туда!

Женский голос. Женщина на вороном жеребце, в доспехах,волосы развеваются, лицо забрызгано кровью. Рядом — конники в латах.

— Ты кто? — Женщина размазала кровь рукой, вкоторой держала меч.

— Корнет Обри… Флигель-адъютант коннетабля Наталиса… Сприказом полковникам Пангратту и Эльсу…

— Тебе не добраться туда, где дерется «Адью». Давай ккраснолюдам. Я — Джулия Абатемарко… Вперед, черт побери! Нас окружают! Галопом!

Он не успел возразить. Да и смысла не было.

Через две-три минуты сумасшедшего галопа из пыли возникламасса пехоты, квадрат, наподобие черепахи прикрытый панцирем из деревянныхщитов и на манер подушечки для иголок ощетинившийся копьями. Над квадратомразвевалось большое золотое знамя со скрещенными молотами, а рядом с ним торчалшест с конскими хвостами и человеческими черепами.

На квадрат, наскакивая и тут же отбегая, словно псы,рвущиеся укусить размахивающего палкой деда, бросались нильфгаардцы. Дивизию«Ард Феаинн» из-за огромных солнц на их плащах невозможно было перепутать ни скакой другой.

— Бей, Вольная Компания! — крикнула женщина,закрутив мечом мельницу. — Отработаем дукаты!

Конники — а с ними и корнет Обри — ринулись нанильфгаардцев. Стычка длилась всего несколько минут. Но была жуткой. Потомстена щитов раскрылась перед ними. Они оказались внутри четырехугольника, втолпе, среди краснолюдов в кольчугах, шлемах с бармицами и остроконечныхшоломах, среди реданской пехоты, легкой бруггенской кавалерии и закованных влаты кондотьеров.

Джулия Абатемарко (Сладкая Ветреница, кондотьерка, толькотеперь сообразил Обри) потянула его к пузатому краснолюду в шишаке, украшенномкрасной шкофией,[52] неуклюже сидящему на нильфгаардском коне в ладрах, в седлепикинеров с большими луками, на которое он взобрался, чтобы иметь возможностьсмотреть по-над головами пехотинцев.

— Полковник Барклай Эльс?

Краснолюд одобрительно кивнул шкофией, заметивши кровь, чтозабрызгала корнета и его кобылу. Обри невольно покраснел. Это была кровьнильфгаардцев, которых кондотьеры рубили рядом с ним. Сам он не успел даже мечавытянуть.

— Корнет Обри.

— Сын Анзельма Обри?

— Младший.

— Ха! Я знаю твоего отца! Что там у тебя от Наталиса иФольтеста, корнетик?

— Центру группировки грозит прорыв… Господин коннетабльприказывает Добровольческой Рати как можно скорее свернуть фланг и отойти кЗолотому Пруду и речке Хотле… Чтобы поддержать…

Слова корнета заглушили рев, храп и визг коней. Обри вдругсообразил, до чего бессмысленные он привез приказы. Как мало они значат дляБарклая Эльса, для Джулии Абатемарко, для всего этого краснолюдскогочетырехугольника под золотым знаменем с молотами, развевающимся над чернымморем окружающих, штурмующих со всех сторон нильфгаардцев.

— Я опоздал, — простонал он. — Я прибылслишком поздно…

Сладкая Ветреница фыркнула. Барклай Эльс оскалился.

— Нет, малыш, — сказал он. — ПростоНильфгаард пришел слишком рано.

* * *

— Поздравляю дам и себя с удачной резекцией тонкого итолстого кишечника, спленектомией[53] и сшивкой печени. Обращаю внимание навремя, понадобившееся нам, чтобы ликвидировать последствия того, что за долисекунды было сотворено нашему пациенту во время боя… Советую это воспринять какматериал для философских размышлений. А теперь мазель Шани зашьет нам пациента.

— Но я этого еще никогда не делала, господин Русти.

— Когда-то надобно начинать. Шейте красное с красным,желтое с желтым, белое с белым. Так наверняка будет хорошо…

* * *

— Это ж надо! — рванул бороду Барклай Эльс. —Что ты говоришь? Что говоришь ты, младший сын Анзельма Обри? Что мы тут,получается, баклуши бьем? Мы, курва его мать, не дрогнули даже под напором! Нина шаг не отступили! Не наша вина, что эти му… эээ… из Бругге не сдержали!

— Но приказ…

— Задом я давлю такие приказы!

— Если мы не закроем брешь, — перекричала ревСладкая Ветреница, — Черные прорвут фронт. Фронт прорвут! Раскрой мнеряды, Барклай! Я ударю! Я прорвусь!

— Вырежут вас, прежде чем доберетесь до пруда!Погибнете там зазря.

— Так что ты предлагаешь?