«Парочка стае, — подумал Флаут. — На открытойместности, будто на сковороде!» Угри извивались в животе, настойчиво искаливыход из его внутренностей. Во всяком случае, один-то уж наверняка. Флаутопределенно чувствовал, что угорь — на верном пути.

«Я слышал звон стремян. Фырканье лошади. Там, в сочнойзелени, меж молодых пихточек на песчаном склоне. Что-то там пошевелилось.Чья-то фигура?

Нас окружают?»

По обозу ходил слух, что несколько дней назад кондотьеры изВольной Компании напали из засады на разъезд бригады «Врихедд», взяли живымодного эльфа. Говорят, кастрировали его, вырвали язык, обрубили пальцы рук… Апод конец выдавили глаза. Теперь-то, насмехались они, никаким манером ты непоиграешь со своей эльфьей подружкой. И даже не сможешь глянуть, как она забавляетсяс другими.

— Ну, господин лейтенант, — кашлянулвахмистр. — Сбегаем за холмы-то?

Ламарр Флаут сглотнул слюну.

— Нет, — сказал он. — Нельзя терять время. Мыубедились: здесь врага нет. Необходимо доложить командованию. Возвращаемся!

* * *

Менно Коегоорн выслушал рапорт, оторвал глаза от карты.

— По подразделениям! — приказал кратко. —Господин Брайбан, господин де Меллис-Сток. Наступать!

— Да здравствует император! — рявкнули Тырконнельи Эггебрахт.

Менно как-то странно посмотрел на них.

— По подразделениям, — повторил он. — Даосияет Великое Солнце вашу славу.

* * *

Мило Вандербек, низушек, полевой хирург, известный подпрозвищем Русти-Рыжик, жадно втянул изумительную смесь запахов йода, нашатыря,спирта, эфира и магических эликсиров, заполнявших палатку. Он хотел насытитьсяэтим ароматом — здоровым, чистым, невинным, незамутненным, незараженным иклинически стерильным — сейчас. Русти знал, что долго он таким не продержится.

Взглянул на операционный стол, девственно белый, ихирургические аксессуары — десятки инструментов, вызывающих уважение и довериебесстрастным, грозным величием холодной стали, сияющей чистотой металла,порядком и эстетикой расположения.

При инструментах возился его персонал — три женщины.«Тьфу, — мысленно поправился Русти. — Одна женщина и две девушки.Тьфу, еще раз: одна старая, хоть и прелестно выглядящая баба. И двое детей».

Магичка и знахарка по имени Марти Содергрен, волонтеркаШани, студентка из Оксенфурта, Иоля, жрица из храма Мелитэле в Элландере.

«Марти Содергрен я знаю, — подумал Русти, —работал с этой красоткой не раз. Чуточку нимфоманка со склонностью к истерии,но это не страшно, пока действует ее магия. Анестезирующие, дезинфицирующие иостанавливающие кровотечение чары.

Иоля. Жрица, вернее — адептка. Девушка с красотойбесхитростной и заурядной как льняное полотно, с большими, сильнымикрестьянскими руками. Храм позаботился о том, чтобы эти руки не калечила тяжкаяи грязная изнурительная работа в поле. Но не смог скрыть происхождениядевушки».

«Нет, — подумал Русти, — за нее я в принципе небеспокоюсь. Это руки кметки — верные руки, им доверять можно. Кроме того,воспитанницы храма редко подводят, в моменты отчаяния не расслабляются, а ищутопоры в своей вере, в своей мистике. Интересно, что это им помогает».

Он взглянул на рыжеволосую Шани, ловко заправляющую взакривленные иголки хирургическую нить.

«Шани. Дитя зловонных городских закоулков, попавшее вОксенфуртский университет благодаря собственной жажде знаний и невероятнымсамоограничениям родителей, оплачивающих ее учебу. Жак. Франтиха. Веселыйшалопай. Что она умеет? Иглы заправлять? Накладывать жгуты? Держать крючки?М-да, вопрос. А что, если она свалится в обморок, упустит крючки и рухнет носомв распоротый живот оперируемого?»

«Люди такие нежные, — подумал он. — Ведь просил жея, чтобы мне дали эльфку. Или кого-нибудь из моего народа. Так нет же. Видители, не доверяют.

Мне, впрочем, тоже не доверяют.

Я — низушек. Нелюдь.

Чужак!»

— Шани!

— Слушаю, господин Вандербек?

— Русти. То есть для тебя — господин Русти. Что это,Шани? И для чего оно?

— Экзаменуете, господин Русти?

— Отвечай, девушка.

— Это распатор. Для снятия надкостницы при ампутациях.Чтобы надкостница не лопалась под зубьями пилы, чтобы получить чистый и гладкийраспил! Вы удовлетворены? Я угадала?

— Тише, девушка, тише.

Шани пятерней пригладила волосы. «Интересно, — подумалон. — Нас здесь четверо медиков. И все рыжие! Фатум, что ли?»

— Прошу вас, девушки, — бросил он, — выйти изпалатки.

Они вышли, хотя все три фыркнули себе под нос. Каждаяпо-своему.

Перед палаткой, пользуясь последними минутами сладкогобезделья, сидела группа санитаров. Русти окинул их суровым взглядом,принюхался, проверяя, не успели ли уже набраться.

Кузнец, огромный парнище, пыхтел около напоминающегопыточную скамью стола, упорядочивая инструменты для вылущивания раненых из лат,кольчуг и погнутых забрал шлемов.

— Там, — начал Русти без предисловий, указывая наполе, — вот-вот начнется бойня. И тут же появятся первые раненые. Все вызнаете, что делать, каждый знает свои обязанности и свое место. Если каждыйбудет делать то, что делать обязан, ничего плохого случиться не может. Ясно?

Ни одна из «девушек» не ответила.

— Там, — продолжал Русти, снова указывая наполе, — каких-то сто ерундовых тысяч солдат сейчас примутся калечить,уродовать и убивать друг дружку. Весьма изысканными методами. Нас, с учетомдвух других госпиталей, двенадцать медиков. Мы ни за что на свете не сумеемпомочь всем пострадавшим. Даже исчезающе малому проценту требующих нашейпомощи. Да этого от нас даже и не ожидают. Но мы будем лечить! Ибо это,простите за банальность, суть нашего существования. Помогать страждущим. Такпоможем — банально — стольким, скольким сможем помочь.

Никто опять не ответил. Русти повернулся.

— Мы не сумеем сделать больше, чем в состояниисделать, — сказал он тише и теплее. — Но давайте постараемся все,чтобы того, что мы сделать не сможем, было по возможности меньше.

* * *

— Двинулись, — сказал коннетабль Ян Наталис ивытер вспотевшую руку о бедро. — Ваше королевское величество, Нильфгаарддвинулся. Они идут на нас!