«Фольксваген», переваливаясь на раздробленномвременем асфальте, въехал в маленький, тесный от березок двор и остановился увысокого крыльца. Олег с любопытством разглядывал дом.

– Ну, давай, – Грушин открыл Женедверцу. – Живой ногой, туда-обратно, а мы тут подождем.

– Э, нет, – сказала она, перебегаявзглядом по лицам мужчин. – Какие-то у вас глаза уж больно такие…добрые-добрые. Боюсь, только я выйду, а вы… Что ж, мне на рейсовом в такую дальтащиться?

Олег насмешливо глянул на Грушина:

– Попались, которые кусались? Ну ладно, пошлисопроводим девушку. Мне, может, интересно посмотреть, как она живет.

– Интересно, да? – проворчал Грушин,выбираясь из машины. – На квартирку нацелился? У тебя у самого вХабаровске двухкомнатная в центре, ну куда тебе еще?! А я с родителями ужсколько лет… Думал, наконец-то поправлю жилищные условия, так тебя чертипринесли.

Под этот аккомпанемент поднялись на третийэтаж. Женя вставила ключ, повернула. Однако он почему-то не поворачивался.Какое-то время она недоуменно дергала его туда-сюда, как вдруг поняла, что замокне закрыт.

«Господи, неужели я утром так спешила, чтотолько захлопнула дверь?» – подумала обескураженно, и в воображении немедленновозник наставительно воздетый мамин указательный палец: «Умоляю: не забывай прооба замка, про о-ба!»

Раздраженно ткнула в скважину второй ключ – ипоказалось, будто кипятком в лицо плеснули: этот замок тоже был открыт!

Отпрянула от «глазка»:

– Ребята, дверь не заперта! В квартире кто-тоесть!

– Может, утром, в спешке… – начал было Грушин,но вдруг побледнел: – Ёлы-палы, ведь мы тебя утром даже до квартиры непроводили, а вдруг бы он…

– Тихо, – сказал Олег, прижимаясь кстене. – Женя, спустись на площадку. Димыч, пробеги под «глазком» и дергайчто есть сил.

Он выдернул из-под свитера пистолет. У Грушинав руках тоже что-то тускло блеснуло. Пригнувшись, он проскользнул мимо двери.

– На счет «три», – выдохнул Олег и махнулрукой. – Раз, два… три!

Грушин рванул дверь на себя.

Олег вскочил в полутемную прихожую, споткнулсяобо что-то громоздкое, перепрыгнул, ринулся на кухню. Потом в комнаты.

Через мгновение появился, сделал знак.

Грушин и Женя осторожно вошли.

– Никого, что ли? – спросила она.

– По-моему, кто-то есть в ванной, –шепнул Олег.

– Здорово смахивает на «Иронию судьбы», –скептически бормотнул Грушин. – Может, у кого-то просто нет горячей воды,вот он и…

Женя включила свет, и взгляд ее упал на двесумки, брошенные чуть ли не посреди прихожей.

– О нет, – сказала она тихо, – нет,пожалуйста…

Синяя сумка с колесиками была ее, так и стоялапочти неделю не распакованная. А вторая – красная, блестящая, сшитая изпарашютного шелка, знакомая до тошноты, ненавистная…

Женю качнуло. Она схватилась за что-то, боясьупасть. Это оказалось плечо Грушина.

– Твоя матушка вернулась, что ли? –спросил он, и в это самое мгновение щелкнула задвижка ванной и в коридоревозникла высокая широкоплечая фигура с мокрой, взлохмаченной головой.

Бедра были обернуты полотенцем.

Окинув мужчин темными, люто блеснувшимиглазами, человек хмыкнул:

– Ребята, вы адресом не ошиблись? – нототчас просиял и закричал: – Женька! Солнце красное!

Она еще крепче вцепилась в Грушина.

– Лев Иваныч, приветствую, – проговорилтот как ни в чем не бывало, делая шаг вперед. – Сколько световых лет,сколько антарктических зим… Каким ветром в наши края?

Женя не дыша взглянула на Олега. Лицонеподвижное, только брови чуть дрогнули.

Лев успел подхватить съезжавшее с бедерполотенце.

– Дмитрий Михалыч! Эркюль ты нашненаглядный! – протянул руку, но глядел при этом не на Грушина – глаза таки ощупывали Женю. – Простите, ради бога, за неглиже, я только что с борта.Фиеста у нас тут, слыхали, конечно? Команда с грузом завтра приезжает, а ярешил своей ненаглядной сюрпризец устроить.

– По-нят-но, – покивал Грушин. – Нучто ж, мы тогда поехали. Обойдемся без тебя, Женя. Встретимся завтра.

– Да уж обойдитесь, сделайте милость! –насмешливо сказал Лев. – И лучше бы не завтра вам с ней встретиться, апослезавтра.

– Ну, я пойду, пожалуй, – спокойно сказалОлег и, обойдя Женю, словно она была некой принадлежностью меблировки или вовсетретьей сумкой, вышел за дверь…

– Всего доброго, – кивнул и Грушин,поворачивая вслед.

– Дима, подожди внизу, – быстро, сквозьзубы выговорила Женя. – Не уезжай без меня, слышишь?

Грушин споткнулся. Димой она его в жизни неназывала, ни разу.

– Десять минут, – буркнул, необорачиваясь, и шарахнул дверью о косяк.

В то же мгновение Лев ударил по выключателю ив темноте набросился на Женю. Впился в рот, шарил по груди, по бедрам, задиралюбку, валил на сумки прямо в прихожей.

Она вывернулась каким-то чудом, с неожиданнойдля самой себя брезгливостью задев ладонью его густо поросшую рыжими курчавымиволосами грудь, вскочила.

– Не понял, – сказал Лев, опятьобматываясь полотенцем. – Тебе же раньше нравилось вот так… спонтанно…

– Да, – выдохнула она, не соображая, чтоговорит, стоя перед ним, тиская трясущиеся ладони, забыв даже поправить одежду.

– Ну ладно, пошли в кровать, – небрежноповел он крутыми плечами. – Я белье сменил на всякий случай.

– Что? – У Жени вдруг пересохло в горле.

– Ну мало ли, – опять повел плечамиЛев. – Я же не знаю…

Она пролетела мимо в комнату. Ничего не видя,сгребла с постели простыни, сдернула, обрывая пуговицы, наволочки, скомкала,швырнула в коридор. Лев переступил через свалку.

Женя бросила в кресло плащ, скинула туфли,потащила вниз колготки. Она раздевалась перед ним, бросая как попало вещи, ночто-то такое было в этих беспорядочных движениях, что Лев отнюдь не набросилсяна нее снова – отступил к стене и даже привалился к косяку.

Женя выдернула из шкафа футболку, джинсы,свитер, кое-как напялила. Вихрем пронеслась в прихожую, мимо посторонившегосяЛьва. Сунула ноги в кроссовки, схватила под мышку куртку, рванула дверь…