Ближе к ночи динамики уже извергали громовые раскаты — штормовые волны бились о берег. Ветер пел гимн силе природы, с надсадным воем его монолитная масса разрывалась о каменные утёсы, и каждая тугая струя вещала на свой лад симфонию необузданной стихии.

Он пребывал в смятении. Музыка иной Вселенной наполняла привыкшее к размеренному ритму жизни сознание. Вместо привычных звуков и образов вокруг образовалась настоящая каша, словно множество рек вдруг влились в одно русло. Потокам воды, отделённым до этого друг от друга, сразу стало тесно. Стремительный и холодный горный, никак не мог ужиться со степенным и тёплым братом из равнинного края, чистые ручьи не желали сливаться с мутью, отчаянно борясь за своё существование. В бурлящих водоворотах невозможно было выбрать верного направления, и Он судорожно бился, крутясь на месте, как волчок, Его швыряло во все стороны. Взбесившаяся Река будто решила разорвать Его на части. Что за беда приключилась с ласковым течением, в объятиях которого Он так долго и спокойно путешествовал по сказочным мирам?

Всё шло сравнительно неплохо, эволэк живо реагировал на внешнее воздействие, хотя, конечно, сам по себе отзыв ещё не был гарантией успеха. Элан метался, как тигр в клетке, пару раз приложившись о стены с такой силой, что мог бы заработать и переломы, не будь те обиты мягкой подкладкой. Суппорты беспрестанно визжали сервоприводами, едва поспевая за живой плотью.

Александра потеряла счёт времени. Сознание металось между жуткой сценой за стеклом и показаниями мониторов. Предельная концентрация внимания быстро истощала невеликий запас сил, оставшийся после долгих недель Контакта. Сжав зубы, куратор не расслаблялась ни на секунду. То бешеный ритм сердца Элана требовал вмешательства, и по её команде автодок впрыскивал нужную дозу лекарства, то приходилось вводить стимуляторы, так как уставшее от многочасовой пляски тело подопечного уже начинало отказывать, то натруженные мышцы вдруг сводило судорогой, и снова приходилось вливать в вены препараты, вмешиваться в работу нервной системы. Без преувеличения можно было сказать, что на первом этапе «всплытия» эволэк близок к состоянию клинической смерти, и только постоянная работа реанимационного комплекса не давала ему покинуть этот мир уже навсегда.

А Саша звала. Незатейливо шептала его имя в микрофон, зная, что сердце и сложнейшая техника донесут призыв не только до ушей подопечного. Рассказывала глупые в своей наивности, но очень трогательные стихи, смеясь над их детской непосредственностью. С её губ не слетало никаких пафосных и проникновенных речей, наполненных глубоким философским смыслом. Ничем не смог бы помочь в эти часы безумия ни один, пусть и самый лучший, трактат по психологии, когда сознание эволэка боролось с непредсказуемыми течениями границы двух миров.

Русло Океанеса осталось за спиной, ещё зримое, такое манящее, но уже почти недоступное. Океанес? Что за имя? Ах да, как же можно было забыть! Слияние Океанеса с Рекой его Вселенной образовало разноцветный поток, который нёс эволэка к родным берегам. Как странно, Он всегда думал, что погружается в волны Великой Реки, но мнение о её обособленности оказалось ошибочным. Это там Океанес сам по себе, а ТУТ он рядом. Сгусток души Элана стал играть с разными потоками, как дельфин играет с волнами, весело прыгая из одного в другой. Они действительно были очень разные, каждые нёс собственное знание и мудрость, опыт бесчисленных жизней мириадов живых существ. Потоки когда-то жили, как и он, в мире, наполненном светом звёзд, гомоном человеческих городов, радостью и болью, заботами и тяжёлым трудом. Проходя спираль бесчисленных рождений, они сохраняли Память о Прошлом, а не как человек, рождаясь пустой куклой, медленно и тяжело наполняет сосуд души, только для того, чтобы потерять почти всё накопленное в очередном витке. Как они это делают? Как становятся каждый раз чем-то новым, не теряя себя прежнего? Может они те, кого люди называют ангелами? Наверно. С ними очень хорошо и спокойно, они мудры, но не высокомерны. Их сарказм не плюёт ядом, это просто сочувствие к недотёпе, не понимающему очевидных вещей. Они давали хором совет — не отказываться от своего Я, ради призрачной надежды понять нечто важное в путешествии по Реке, не бросать начатое, ведь никто не достроит за тебя твой собственный дом. Дом, который зовёт тебя.

Зов. Кто кличет его, чей голос всё время находит дорожки к сознанию? Откуда такая настойчивость и такая тоска? Почему кто-то так хочет докричаться до него? Он же не умирает и не тонет!

Без толку. Александра, измученная до предела многими бессонными ночами подряд, ровным счётом ничего не могла понять. Элан отзывался, слабо, но отзывался. Собственно, он уже даже не в Океанесе, но и «выходом» назвать происходящее язык не поворачивался. Полнейший, непробиваемо стабильный «неадекват», тем не менее, ничего не имеющий общего с типичной потерей связи, за которой подразумевается безвозвратный отрыв сознания от тела. Он тут, но…

— А я говорила, я предупреждала. Доведут бабы и кабаки до цугундера!

Амма лежала на животе, словно её поддерживала над полом невидимая поверхность, подперев голову руками, весело болтала ножками и измывались над куратором:

— Что делать будем, Склихасофский? — последнее слово она отчеканила, смакуя каждый слог.

— Пока не знаю…

— Сколько раз вам, людишкам, повторять, что переспелый плод — верный друг диареи. Я же просила ещё месяц назад — вытаскивайте его! Но Вам же всё равно!

Поляковой в самый раз было вспылить, да она и была зла как чёрт, но на себя саму. Электронная бестия тысячу раз права, и от осознания этой истины желание сломать что-нибудь попавшееся под руку об её самодовольную физиономию становилось только сильнее. Жаль было только дорогостоящее оборудование — в бестелесную острячку хоть топорами швыряйся, ей всё нипочём!

— Я отдохну немного, пока тихо, — женщина понимала, что в ближайшие часы ничего не изменится, — заодно обмозгую всё.

Она покинула операторскую, а Амма закатила глаза, мол, доигрались.

* * *

— Есть идея! — Александра отбила ладонями по терминалу весёлую дробь и стала шарить по карманам в поисках телефона.

Отдых последних нескольких часов заключался в том, что она, как зверь в клетке, металась по комнатушке. Мысль напряжённо искала выход, но ничего особо толкового на ум не шло, кроме одной сомнительной идейки.

Согласовывать решение с руководством не было ни времени, ни желания. Раз сами дали связь с верхом, не грех ею и воспользоваться. Тем более что дело не терпело отлагательств.

— Добрый э-э-э-э вечер, Анатолий Евгеньевич. — Полякова мимоходом отметила, что привычка ставить всех на уши именно глубокой ночью уже стала хронической.

— Здравствуйте, Александра Викторовна. — Голос министра был ровный, не спал сам и, вдобавок, понимал, что по пустякам куратор его беспокоить не станет, да ещё и в неурочный час.

— У меня проблемка — с эволэком творится что-то неладное. Вроде и выход удался, но по-настоящему вытащить не получается. Состояние стабилизировалось настолько, что хоть бульдозер впрягай, а с места не сдвинуть.