— Ах, друг мой, — обрадованно вскричал я,обнаружив в собеседнике чувства, настолько схожие с моими, и обнимаяполяка, — ваша доктрина во всем совпадет с моими давними взглядами, и вынайдете во мне родственную душу, не менее закаленную и твердую, чем ваша.

— Я, конечно, не столь опытен, как вы, — смиренновставил венгр, — я никого не убил, не считая сестры и племянницы, да ещенескольких товарищей по несчастью, в чем мне помог Волдомир, но у меня ужесейчас чешутся руки, и я молю судьбу, чтобы она дала мне возможность каждыйдень творить зло.

— Друзья, — заявил я со всейторжественностью, — люди, у которых столько общего и в судьбе, и вовзглядах, никогда не должны расставаться, а если их к тому же объединяет участьпленников, они должны сообща разорвать свои цепи, которые надела на нихчеловеческая несправедливость.

— Лучше не скажешь, — заметил Волдомир, — и яполностью разделяю ваше мнение.

— Я тоже, — добавил Терговиц.

— Отлично, — резюмировал я, — тогда давайтевыбираться вместе из этой проклятой страны. Я знаю, что границы хорошоохраняются, но мы постараемся проскочить, а вот когда окажемся на свободе,чужие жизни и чужие богатства с лихвой вознаградят нас за все лишения и за всюковарную жестокость венценосной потаскухи, которая держит нас здесь.

Мы выпили несколько бутылок водки за успех нашегопредприятия и уже собирались скрепить торжественную клятву содомитскимиутехами, как вдруг на пороге появился подросток лет пятнадцати. Он пришелпередать, что его отец просит у Волдомира несколько шкурок взаймы и обещаетвернуть их через два-три дня.

— Кто этот мальчик? — спросил , у друзей.

— Сын одного русского вельможи, — ответилВолдомир, — который попал в немилость императрицы и тоже сослан в Сибирь;он живет в сотне верст отсюда. — Потом, отведя меня в сторону и понизивголос, продолжал: — Раз уж мы собираемся бежать и будем далеко, пока егохватится отец, я думаю, можно позабавиться с ним, если вы не возражаете…

— Ну конечно, какой может быть разговор, — ответиля и, не теряя времени, крепко схватил юного визитера и быстро спустил с негоштаны. — Сначала Мы насладимся им, а потом съедим, а то мне уже надоелопитаться куницами и ласками. Я первым совершил содомию, пока мои товарищидержали ребенка; вторым был Терговиц, последним пристроился Волдомир, какобладатель самого массивного члена. Мы еще раз повторили всю процедуру и,насытившись телом маленького посланника, зажарили его живьем на костре и с удовольствиемсъели.

— Как глубоко заблуждается тот, — заметилвенгр, — кто брезгует этим мясом, ведь в целом мире нет ничего вкуснее иароматнее, и это понимают мудрые дикари-людоеды.

— Это еще одна из наших европейских глупостей, —сказал Волдомир. — Европейцы сделали убийство тяжким преступлением итеперь брезгливо воротят нос от этой пищи, да еще готовы плюнуть в лицочеловеку, который предпочитает ее. Та же самая непомерная гордыня заставляетполагать, что нет ничего дурного в том, чтобы зарезать на обед поросенка, ночто нет ничего греховнее, чем проделать то же самое с человеческим существом.Вот они, пагубные результаты вашей цивилизации, которую я ненавижу и котораянаводит меня на мысль, что это вырождающееся человечество представляет собойскопище идиотов.

Закончив сытный ужин, мы втроем забрались в громаднуюкровать поляка, а на рассвете, вооружившись до зубов, отправились в тяжелыйпуть с твердым намерением следовать примеру разбойников и убийц и слушать голостолько своих страстей и своего эгоизма.

Мы плохо знали, по какой дороге идти, поэтому направились всторону китайской границы, надеясь как можно скорее покинуть Московию исоседние с ней края, где властвовала русская императрица и где нас наверняка бысхватили. Однако до Китая было далеко, и, поразмыслив, мы решили идти черезприкаспийские пустыни; через несколько месяцев изнурительного похода мы подошлик Астрахани, так и не встретив никого, кто мог бы помешать нам.

Из Астрахани мы двинулись на Тифлис, убивая, грабя, насилуяи опустошая все на своем пути, и пришли в этот город, оставив за собой добруючасть страны в руинах. Нас одолевало властное желание — после стольких лет,проведенных в дикой глуши, обрести приличный и спокойный приют, где сприятностью и в удобствах можно было удовлетворить свои страсти. В этом смыслераспутство и красота грузин предоставляли нам все, о чем можно было толькомечтать.

Тифлис раскинулся у подножия горы на берегах реки Куры,которая пересекает всю Грузию, и мы увидели в нем довольно много красивыхдворцов. Ограбив по дороге немало путешественников, мы имели по две-три тысячирублей на человека и немедленно сняли роскошное жилище. Потом купили красивыхслужанок, а поляк, который наотрез отказался иметь дело с женским полом, выбралдля себя здоровенного грузина вместе с двумя юными рабами-греками в придачу, искоро мы несколько оправились после долгого и мучительного путешествия. ВТифлисе торгуют главным образом женщинами. Они открыто продаются для гаремовАзии и Константинополя, как скот на рынке; любой имеет право прийти,посмотреть, пощупать их, сидящих в клетках, самого разного возраста: от детей,недавно отнятых от материнской груди, до девушек шестнадцати лет. Нигде вы невстретите столько красоты и грации, как в созданиях, которых порождает этастрана, нигде не найдете более элегантных фигур, более красивых лиц.

Грузины не ведают, что такое независимость. Они томятся поджестокой тиранией своих вельмож; местная аристократия чрезвычайно развратна, инет нужды говорить вам, что деспотизм проявляется в необузданном сладострастии:господа обладают безграничной властью над своими рабами, они нещадно бьют иистязают их, и жестокая похоть неизбежно приводит к всевозможным преступлениям.Но вот что удивительно, друзья: благородные господа, которые третируют своихвассалов, как рабов, сами пресмыкаются перед князем, чтобы получить выгодноеместо; чтобы преуспеть в служебном продвижении, они подкладывают в постель емусвоих детей, не разбирая ни пола, ни возраста.

Терговиц, самый ловкий искуситель из нашей троицы, скоро сумелпробраться — вначале сам, а потом затащил и нас, — в дом одного из самыхвлиятельных вельмож страны, у которого, помимо большого состояния, было тридочери и трое сыновей — все шестеро красоты необыкновенной. Этот господин многопоездил по свету, и Терговиц утверждал, что встречался с ним в России и вШвеции, и в Дании, и тот согласно, с важным видом, кивал и верил. Мы много летне знали такого любезного обхождения и такого гостеприимства и еще дольше невстречали столь услужливого благодетеля. Мы начали с общего натиска на егодетей, и в течение двух недель всех — и мальчиков, и девочек — соблазнили илипросто изнасиловали. Когда в доме не осталось нетронутых предметов наслаждения,Волдомир спросил, не пора ли нам уносить ноги.

— Вначале ограбим его, — ответил я. — Мнекажется, его золото не менее ценно, чем влагалища и анусы его отпрысков.