— М-да, — с восхищением произнес я, когданаложница закончила свой необыкновенный рассказ, — это и в самом делевосхитительная страсть, и я обязательно испробовал бы ее, будь так же богат,как твой господин.

— Иногда султан встречается со своими женами наедине ив такие моменты содомирует их. Но эта великая честь оказывается только самымкрасивым девочкам, не старше восьми лет.

Когда наконец все было готово к тому, чтобы заманить вловушку прелестную Филогону, я, всего за несколько цехинов, нанял бродягу,который сжег дотла дом ее покровителя. Кальни принял решение переехать в моепоместье, захватив с собой не только Филогону и свой капитал, но и нескольковерных слуг и телохранителей, что застало меня врасплох. Однако я скоро нашелспособ убедить Кальни, что такая куча челядинцев принесет больше пользы,разбирая руины его дома, нежели скучая без дела в моем, где и без тогодостаточно прислуги. Ошеломленный катастрофой, банкир сделал так, как япосоветовал. Сундуки с золотом находились под моей крышей, и Кальни ужесобирался возобновить свои финансовые дела, когда мы решили не откладыватьзадуманное в долгий ящик.

Однажды утром я вошел в его спальню с пистолетом в руке,оставив Терговица на карауле у входной двери, а Карлсона — охранять Филогону иединственного слугу банкира, который мог прийти к нему на помощь, и сказал:

— Послушайте, дорогой и верный друг, вы сильноошибаетесь, если думаете, что получили гостеприимство за красивые глаза.Прощайтесь с жизнью, сударь: вы долго наслаждались богатством — пора передатьденьги в другие руки.

Когда стихли последние слова, прогремел выстрел, и банкиротправился в ад оплачивать оставшиеся долги. Карлсон выбросил в окно труп задушенногослуги, и мы вдвоем крепко связали девушку, которая испускала в это времяистошные вопли. Потом позвали Терговица.

— Итак, дружище, — сказал я ему, — удобныймомент настал. Вспомни, скольких усилий и денег стоил мне этот спектакль,поэтому ты должен прямо сейчас, на моих глазах, изнасиловать нашу добычу, а япрочищу твою задницу и приму в свою член Карлсона.

Терговиц не без удовольствия проворно сорвал с девушкиодежду, и перед нами предстало дрожащее, прекраснейшее в мире тело. О небо,какие это были ягодицы! Никогда — повторяю, никогда — не видел я такойтаинственной, такой манящей расщелинки и, не мешкая, бросился воздать должноеэтому чуду природы. Но уж если мозги направлены на определенный вид распутстваи кипят при этой мысли, никакой дьявол не в силах изменить ход событий. Словом,я не хотел Филогону — ничто не искушало меня, кроме зада того, кто должен былсношать ее. Терговиц вломился в ее влагалище, я овладел Терговицем, Карлсон —мною, и после бешеной скачки, продолжавшейся, наверное, целый час, мы все троеизверглись в один и тот же миг, как один человек.

— Скорее переверни ее! — закричал яТерговицу. — Разве не видишь, какая у нее жопка? Пусть Карлсон займется еевлагалищем, а я буду содомировать вас обоих.

Мы сделали это несмотря на слезы и стоны бедной сиротки, и кконцу следующего часа у нее не осталось ни одного храма Цитеры, куда мы непроторили бы тропинку. Друзья мои были в пене, в особенности Терговиц, один ясохранял самообладание и холодность перед этим небесным созданием, котороевдохновляло меня на желания, настолько жестокие и изощренные, что дай я им втот момент волю, наша жертва мгновенно испустила бы дух. Ни разу моиразвращенные вкусы не обнаруживались столь решительно и властно, как при видеэтой девушки; я чувствовал, что не могу придумать для нее достаточномучительной пытки, и отвергал, как слишком деликатное, все, что приходило мне вголову. Ярость моя скоро достигла высшей точки, у меня потемнело в глазах; ябольше не мог смотреть на Филогону без того, чтобы меня не начинали сотрясатьсамые чудовищные, самые зверские инстинкты. Может быть, вы знаете, откудаберутся подобные чувства, я не знаю этого — я просто описываю то, чтопроисходило в моей душе.

— Давайте уйдем отсюда, — предложил я своимсообщникам, — предусмотрительный человек не должен терять голову отудовольствия. Наши вещи уже погружены на фелюгу, которая ждет нас в порту,готовая к отплытию: я нанял ее до Неаполя. Мм не можем задерживаться здесьпосле таких преступлений… Но что будем делать с этой малышкой, Терговиц?

— Думаю, надо взять ее с собой, — ответил венгр, ив его глазах я заметил растерянность:

— Ага, ты, кажется, влюбился, дружище?

— Да нет, но раз уж за эту сучку заплачено кровью еепокровителя, я не вижу причины оставлять ее здесь.

Я посчитал нужным ничего не возразить на это, опасаясьраздоров, которые могли поставить под угрозу нашу безопасность, молча кивнул, имы отправились в дорогу.

Однако Карлсон увидел, что мое согласие было всего лишьуловкой, и по пути заговорил со мной об этом. Я доверял ему полностью и ответилчестно и откровенно, а на второй день плавания мы решили избавиться от двухнежных голубков, после чего я должен был стать единственным владельцем нашихобщественных сбережений. Я обменялся несколькими словами с капитаном судна и ценойнескольких цехинов завоевал его симпатию.

— Мне-то что, — небрежно сказал он, —делайте, что хотите, только опасайтесь вон той женщины: она как-то странно навас смотрит, как будто знакома с вами.

— Не беспокойтесь, — успокоил я его, — мывыберем подходящий момент. Затем бросил невольный взгляд в ту сторону, кудапоказывал капитан и решил, что он ошибся, потому что я увидел незнакомое жалкоесоздание — женщину лет сорока, которая была служанкой для команды; онавыглядела постаревшей раньше времени, о чем свидетельствовали следы труднойжизни на ее лице. Поэтому я сразу забыл о ней и сосредоточился на своем плане;едва лишь ночной полог опустился на море, мы с Карлсоном взяли за руки и заноги нашего спящего товарища и выбросили его за борт. Пробудившаяся от шумаФилогона только тяжело вздохнула, но не потому, сказала она, что ей жалковенгра, а потому, что никого на свете она не любит так, как меня.

— Милое, несчастное дитя, — сказал я ей, —любовь твоя безнадежна. Я терпеть не могу женщин, мой ангел, и уже говорил тебеоб этом. — Спустив штаны с Карлсона, я продолжал: — Смотри, как долженвыглядеть человек, чтобы иметь право на мою благосклонность.

Филогона покраснела, и по щекам ее покатились слезы.

— И как можешь ты любить меня, — спросил я, —после всего, что произошло?

— Да, это было ужасно, но разве сердцу прикажешь? Ах,сударь, даже если вы будете убивать меня, я все равно буду вас любить.

Тем временем к нам незаметно приблизилась та самая печальнаяженщина и, не подавая виду, что слушает нас, не пропустила ни одного слова.

— Кстати, что ты делала в доме Кальки? — спросил яФилогону. — Покровительства просто так, ни за что, не бывает: наверное,вас связывало что-то другое? Обычно мужчина держит в своем доме молоденькуюдевушку ради удовлетворения своей похоти.