— Ну и как, Жюльетга, — спросила Клервиль, когдаее брат закончил свой рассказ, — достоин ли меня такой человек?

— Без сомнения, он самый достойный из всех, кто превышевсех законов ставит личное счастье и не оглядываетесь на чужое мнение.

Началось всеобщее оживление; Боргезе заключила всехприсутствующих в объятия, и все бросились целоваться друг с другом. Боршан —отныне будем называть его своим именем — и Сбригани почувствовали влечение другк другу; Раймонда и Элиза радовались, как дети, столь счастливому завершениюприключения, начало которого так встревожило их.

Ликование было в самом разгаре, когда вошедший солдатдоложил, что в замок доставили карету с целым семейством и с приличной добычей.

— Отличные новости, — улыбнулся обаятельный братецКлервиль, — надеюсь, эти пленники годятся для сладострастных утех; что жекасается денег, они как нельзя кстати, ведь, если вы не против, в скоромвремени мы все поедем отдыхать в Неаполь на несколько месяцев.

— Мы согласны, — ответила за всех Клервиль, сжимаямою руку.

— В таком случае, вся сегодняшняя добыча, до последнегогроша, пойдет на это путешествие. В этот момент появились пленники.

— Капитан, — начал Карлсон, который возглавлялналет, — сегодня положительно счастливый день: я нашел свою семью.Позвольте представить вам мою жену, — и он указал на очень привлекательнуюженщину лет тридцати с лишним. — Эти девочки, — продолжал он, держаза руку младшую, тринадцатилетнего возраста, очень симпатичную на вид, истаршую — пятнадцатилетнее создание, при виде Которого Грации высохли бы отзависти, — вылупились из моего яйца. А вот это мой сын. — Карлсон положилруку на плечо шестнадцатилетнего юноши с исключительно красивым лицом. —Расскажу в двух словах предысторию этой встречи. А моя супруга может дополнитьмой рассказ. Розина — датчанка; семнадцать лет назад я был в Копенгагене,встретил там ее и женился. Мне было в ту пору восемнадцать лет.

Этот симпатичный парень, которого я назвал Франсиско, —первый плод нашей любви. За ним идет Кристина, последней была Эрнелинда. Вскорепосле рождения младшей дочери я оказался в России и в результате политическихинтриг был сослан р Сибирь, откуда бежал еще до встречи с Боршаном в Тифлисе. Ивот сегодня фортуна сделала мне царский подарок. Моя семья со мной. Вы можетеделать с ними все, что пожелаете, и я хотел бы доказать капитану, что мне также, как и ему, плевать на родственные узы.

— Ну что ж, мадам, — обратился Боршан кРозине. — Соблаговолите удовлетворить наше любопытство насчет остального.

— Увы, мой господин, — отвечала прекраснаяРозина, — покинутая этим коварным человеком, я, как могла, перебиваласьпервый год его отсутствия; потом получила неплохое наследство и потратила частьденег на поиски своего мужа, сначала во Франции, а позже — в Италии, гдеполучила обнадеживающие сведения; я надеялась вручить в его руки судьбу нашихобщих детей, но каково же было мое негодование, когда после многолетних поисковя узнала, что он возглавляет шайку грабителей с большой дороги! О чудовище! Воткаким недостойным ремеслом он занимался, пока я, верная родительскому долгу, из-заего бегства вынуждена была терпеть всевозможные лишения.

— Да, это очень-очень трогательно, — пробормоталаОлимпия. — Надеюсь, наш друг Боршан по достоинству оценит такое признание…

— Сударыня, — обратилась Клервиль к несчастнойматери, — к сожалению, все, что вы рассказали, не избавит вас от участивсех пленников моего мужа. Скажите, какой суммой вы нас осчастливите?

— Сто тысяч крон, мадам, — смиренно ответила женаКарлсона.

— Сто тысяч крон, — презрительно повторилаКлервиль, — мизерная сумма. — Потом повернулась ко мне. — Дажене хватит на то, чтобы оплатить приличное жилище в Неаполе.

— Друг мой, — снова заговорила Розина, обращаясь ксвоему супругу, — кроме того, я принесла тебе свое сердце и детей, которыеждут отеческой ласки.

— Фи, — хмыкнул лейтенант, — стоит лиговорить о подобных мелочах: такие подарки не стоят и выкуренной трубки.

— А вот я более щедра в оценках, — заметила яКарлсону, к которому я начала проявлять нешуточный интерес. — Не надозабывать об удовольствии, которое доставят нам эти прелестные предметы.

— Скоро увидим, так ли это, — сказалКарлсон, — но пока я уверен только в том, мадам, что самые большиеудовольствия можете дать мне вы.

— Правда? — и я с радостью пожала руку лейтенанту.

— Я так считаю, мадам, — сказал он и запечатлел намоих губах страстный поцелуй, выражавший все его чувства, — я так думаю иготов отплатить вам тем же.

— Может быть, мы пообедаем для начала? — предложилкапитан.

— Вместе со всей семьей? — спросил капитан.

— Непременно, — вставила мадам Клервиль, — яхочу видеть их рядом с нами, прежде чем они отправятся в другое место.

За считанные минуты слуги накрыли великолепный стол. Сидярядом, Карлсон сгорал от нетерпения овладеть мною, и, должна признать, чтомысли мои также были направлены в эту сторону. Его дети притихли и сидели нешелохнувшись; его жена незаметно плакала и была очаровательна в слезах;остальные много веселились и дурачились.

— Давайте не будем больше томить этих голубков, —кивнул Боршан в нашу с Карлсоном сторону, — они умирают от желания слитьсяв объятиях.

— Да, — подхватила Боргезе, — но только пустьсделают это на наших глазах.

— Она права, — сказала Клервиль. — Карлсон,собрание разрешает вам покинуть стол и совокупиться с Жюльеттой. Разумеется, внашем присутствии.

— А что подумают моя жена и дети?

— Плевать, пусть думают, что хотят, — сказала я,хватая Карлсона за рукав и таща его на кушетку. — Даже если здесьсоберутся все святые, дорогой, это не помешает нам сношаться.

Достав из его панталон чудовищных размеров инструмент, ясказала Розине:

— Простите, мадам, если я узурпирую наслаждение,которое по праву принадлежит вам, но, разрази меня гром, я так долго хотелавашего мужа, и вот теперь-то, наконец, он славно послужит мне. — Не успелая закончить, как дубина Карлсона вломилась в самую глубину моего чрева.

— Ну, что скажете? — засуетился капитан, сбрасываяс себя панталоны. — Разве я не прав, утверждая, что у моего другакрасивейший в мире зад?

И содомит с ходу овладел моим лейтенантом; Клервильприльнула к моим губам, прижав мне пальцами клитор, а Олимпия вставила мне взаднюю норку три пальца.