— А ну-ка, — приговаривал я, целуя ягодицы еематери, — распахни пошире свою куночку и прими семя, которое дало тебежизнь.

Но через минуту я уже ворвался во влагалище Клотильды, и онаприняла очередной мой заряд, пока я жестоко терзал нежные полушария дочери,которые в результате оказались в таком же плачевном состоянии, как и ее груди.

— Не спеши, Карлсон, — заметил я, извлекая своекопье, — тебе еще предстоит содомировать их обеих.

Мой слуга оседлал Клотильду, я, опустившись на колени, началцеловать его яички — уж очень полюбился мне этот чудесный парень! Потом, покаон сбрасывал семя в потроха моей супруги, я целовал его в рот; после короткойпередышки через такую же процедуру прошла и моя дочь, только на этот раз, когдаКарлсон трудился в анусе несчастной девочки, я содомировал его.

— А теперь пусть наши дамы позабавят нас, — сказаля, когда с плотскими утехами было покончено.

Я поставил Карлсона в середине лужайки и заставил обеихпотаскух облизывать каждую часть его тела, включая член, задний проход,промежность и впадины под мышками. Потом попросил его испражниться в колючийкуст и приказал женщинам есть его экскременты, отчего они искололи себе лицо.Затем мы схватили их за волосы и головой вперед швырнули в тот же куст,вытащили и швырнули снова; так продолжалось до тех пор, пока они не изрезалисебе кожу до самых костей. И все это время наш слух услаждали возбуждающие,раздирающие душу вопли…

— Боже мой! За что такие мучения? — наконецвзмолилась Филогона, падая на колени. — Вы называете себя моим отцом, иесли это действительно так, докажите это — сжальтесь надо мной. А вы, моя матушка,несчастная матушка, скажите, как получилось, что одной рукой Небеса устроилинашу чудесную встречу, а другой столь жестоко карают нас? Отец! Отец мой, чем язаслужила эту участь! Пощадите меня…

Она все еще продолжала вопить и рыдать, а мы с Карлсономсвязали их и что было силы выпороли колючими прутьями. Скоро оба тела являлисобой сплошную рану — большего и не требовалось, чтобы мой орган затверделзаново, — и я с восторженным криком припал к телу Филогоны и принялсяслизывать горячую кровь. Это моя собственная кровь, повторял я про себя; у менясладко замирало сердце, и от этой мысли эрекция моя возрастала. Я смаковал этотсладострастный рот, который открывался только за тем, чтобы глотнуть воздуха имолить меня о пощаде; я прижимался жаркими губами к этим глазам, из которыхнепрестанно лились слезы, вызванные моей яростью; я то и дело набрасывался назад моей дорогой Клотильды и истязал его снова и снова; потом привлек к себеКарлсона, осыпал его ласками и долго сосал его восхитительный член.

Через некоторое время мы развязали их и поставили на колени;поднятые руки привязали к деревьям, на лодыжки и икры положили тяжелые камни,чтобы они не могли пошевелиться. В таком положении хорошо вырисовывались ихвызывающе соблазнительные груди: грудь Филогоны была выше всяческих похвал, даи грудь Клотильды увяла совсем немного и выглядела прекрасно. При этом зрелищемое бешенство достигло апогея. Какое это блаженство — перерезать узы,связывающие нас с другими! Я заставил обеих целовать мне ягодицы, потом, овладевКарлсоном, приподнял эти прекрасные груди и не спеша, одну за другой, отрезалих; потом нанизал кусочки нежной плоти на гибкий прутик и в виде ожерельяповесил женщинам на шею; их тела обливались кровью, и я сбросил на нихпоследние брызги спермы, когда Карлсон прочищал мне задний проход.

— Вот теперь все, — удовлетворенно произнеся. — Оставим их здесь, и дикие звери и птицы за один день покончат с ними.Это лучше, чем если бы мы убили их сразу и лишили возможности мучиться дольше.

Карлсону, обладавшему невероятно жестоким сердцем, нетерпелось покончить с этим делом там же, не сходя с места — чтобы насладиться,сказал он, предсмертной агонией этой парочки; но я убедил его, что в моемпредложении больше смысла, он сдался, и мы начали прощаться с дамами.

— Если есть Бог на свете, — слабо простоналаКлотильда, — пусть он увидит, к чему привел первородный грех. Я виновата втом, что принадлежала этому чудовищу, и признаю свою вину, но скажи, Боже,неужели так жестоко ты должен карать меня?

— Ого! Что я слышу? — повернулся я кКарлсону. — Это, кажется, настоящий бунт против Всевышнего; давай отомстимза Бога, которого мы оба с тобой глубоко уважаем. Обычно за богохульные речивырывают язык, и справедливость должна восторжествовать немедленно. Пора лишитьэтих тварей возможности кощунствовать.

Мы силой разжали им зубы и отрезали язык почти по самыйкорень.

— Раз уж они больше не могут разговаривать, —предложил Карлсон, — какого черта нужны им глаза? Давайте вырвем этипрекрасные очи, которые когда-то бросали вас в дрожь…

Обрадовавшись такому мудрому совету, я немедленно ослепилФилогону, а Карлсон выколол глаза Клотильде.

— Вот теперь все в порядке, но… — я сделал паузу изакончил, — эти суки могут ведь и укусить диких зверей, которые придутполакомиться ими.

Для удаления зубов мы воспользовались камнем и, не желая ещебольше калечить свои жертвы, чтобы не сделать их совершенно бесчувственными кпредстоящим последним страданиям, пошли обратно. Шагов через сто мы поднялисьна невысокий холм, с которого прекрасно просматривалась вся сцена. На лужайкеуже собрались всевозможные птицы и звери, кишмя кишевшие на острове, и скоробыла видна только темная шевелившаяся масса.

— Посмотри, мой храбрый Карлсон, на этот спектакль! Тыне знаешь, как приятно расправиться таким образом с собственной женой идочерью. Я жалею, что нет у меня сотни других родственников — ни один неускользнул бы от меня. Дай-ка мне свой несравненный зад, я позабавлюсь с ним.

Мы еще раз удовлетворили друг друга, в последний разсбросили сперму и пошли к берегу.

Капитан выслушал нашу выдуманную историю с самым спокойнымвидом, получил еще несколько цехинов, и на третий день после экспедиции насовиный остров мы высадились в Неаполе.

Мне сразу понравилась эта сказочная страна, и я приобрел вотэто поместье, где живу до сих пор; хотя я очень богат, разбойничьи привычки недают покоя: слишком дороги и приятны они мне, чтобы оставить их; грабежи иубийства сделались моими жизненными потребностями, и я скорее умру, чемоткажусь от этих удовольствий. У меня есть небольшая армия; Карлсон — мойлейтенант, это он захватил вас там, на дороге, и он замещал меня, когда я ездилв Париж за сестрой, с которой мечтал соединиться всю жизнь.

Несмотря на свое влияние, могущество и богатство, Клервиль,не задумываясь, бросила все, чтобы связать свою судьбу со мной, ибо она высокоценит мою приверженность к злодейству. К тому же здесь у нее много большевозможностей удовлетворять свои жестокие страсти, которыми она всегдаславилась. Пока она готовилась к отъезду, я три месяца жил в Париже; затем мывместе вернулись в этот приют преступления и порока. Для того, чтобыпо-настоящему скрепить наш союз, по дороге сюда мы поженились в Лионе и теперьнадеемся, что никакая сила не разлучит двоих людей, которые так удивительно подходятдруг другу и которые, независимо от своих извращенных наклонностей, всегда радыоказать теплый прием под своей крышей друзьям, столь же порочным, как они сами.