«Только бы он замолчал, иначе я назову его так, как я считаюнужным – Ублюдок!!!»

– Может, Речел говорила тебе, Луис, у нас ведь была еще однадочь.

– Зельда, – сказал Луис. – Да, Речел рассказывала мне оЗельде.

– Это очень тяжело, – проговорил Голдмен дрожащим голосом. –Очень тяжело для всех нас. А для Речел, особенно, возможно… вообще Речелприсутствовала, когда умерла 3ельда… для Доры все случившееся тоже очень тяжелои для меня… Дора сильно переживает…

«Так ты думаешь о Речел? – захотел закричать Луис. – Тыдумаешь, что твоя дочь не очень уж и расстроилась? Двадцать лет и она сноваоказалась в тени Смерти. Снова! Плохая, ужасная вещь случилась снова! Просточудо, что она не загремела в е…ю психушку. Не говори мне о том, как тяжело тебеи твоей жене, ты – ублюдок!»

– С той поры, как умерла Зельда, мы.., мы цепляемся заРечел.., всегда хотим уберечь ее.., и что-то для нее сделать. Разрешить тепроблемы, которые возникают у нее.., так мы поступали раньше. Помогали ей…

Да, старик почти плакал! Почему же он плакал? Для Луиса былобы проще, если бы Ирвин придерживался своей полной ненависти политики. Было быпроще. Луис намеренно вызвал в памяти образ Голдмена, который полез в карманчикжилета за чековой книжкой.., и неожиданно на заднем плане этой картиныпоявилась Зельда Голдмен – беспокойный дух в загаженной кровати. Ее породистоееврейское личико исказила злоба, руки вытянулись, став клешнями. Дух Голдменов!Оз – Веикая и Ушшасная.

– Спасибо, – сказал Луис. – Спасибо, мистер Голдмен… Ирвин…Но теперь давайте не будем делать так, чтобы было еще хуже, ладно?

– Теперь я верю, что ты – хороший человек. Я ошибался втебе, Луис. Ах, послушай.., я знаю, что ты думаешь, что я – дурак. Ты думаешь,я говорю все это потому, что могу теперь все это сказать. Ты, конечно, думаешь:он добился того, чего хотел, и снова пытается меня купить, но… Луис, я клянусь…

– Не надо больше, – мягко сказал Луис. – Я не могу.., я насамом деле не могу поехать, – теперь и его голос дрожал. – Простите меня за то,что я не еду, ладно?

– Хорошо, – сказал Голдмен и вздохнул. Луис решил: «Это –вздох облегчения». – Но я скажу снова: прошу прощения. Можешь не принимать моиизвинения. Но все, что я хочу сказать, Луис: я прошу простить меня.

– Хорошо, – ответил Луис. Он закрыл глаза. В голове у негогудело. – Спасибо вам, Ирвин. Ваши извинения приняты.

– Спасибо тебе, – сказал Голдмен. – И еще раз спасибо за то,что они поедут в Чикаго. Возможно, это как раз то, в чем они обе нуждаются. Мыбудем ждать их в аэропорту.

– Хорошо, – ответил Луис, и неожиданно у него появиласьидея. Была она безумная и в то же время совершенно нормальная. Пусть прошлоестанет прошлым.., и пусть Гадж лежит в своей могиле на кладбище «Плеасантвиев».Действительно, вместо того, чтобы пытаться приоткрыть дверь, которая так быстрозахлопнулась, он лучше бы опустил двойной засов и выбросил ключ. Еще онподумал, как скажет о Гадже своей жене, когда все случится. Развеять все этистрахи и купить еще один билет! Ведь они могут провести в Чикаго все лето. Он,его жена и их милая дочь. Они сходят в зоопарк и планетарий, покатаются поозерам. Он возьмет Элли на вершину «Башни Морей» и покажет ей «Средний Запад»,вытянувшийся словно огромная плоская игральная доска – богатую и заснувшуюстрану. Потом, уже в середине августа, они вернутся домой, и дом уже не будетказаться им таким печальным, полным теней, и, возможно, они все начнут заново.И не будет никакого изуродованного Гаджа.

Но не означает ли это: убить собственного сына? Убить вовторой раз?

Внутренний голос пытался спорить, убеждать, что это совсемне здорово, воскрешать мертвецов, но Луис не слушал.

– Ирвин. Сейчас я должен идти. Я хочу проверить, все лисобрала Речел и легла ли она в кровать.

– Все в порядке. До свидания, Луис. И, пожалуйста, больше…

«Если он повторит это еще раз, я к еб…й матери закричу».

– До свидания, Ирвин, – сказал он и повесил трубку.

* * *

Речел уже закончила разбирать вещи, когда он поднялсянаверх. Блузки лежали на кровати, нижнее белье висело на спинках стульев, чулки– на дверной ручке. Туфли, словно солдаты на параде, выстроились под окном.Речел собиралась медленно, но действовала последовательно. Однако, Луис видел,что Речел такими темпами потребуется как минимум три дня (а может, и всечетыре). У Луиса возникло желание поговорить с ней об этом, но вместо этого онпросто стал помогать ей.

– Луис, – сказала она, когда они уже укладывали последнийчемодан (Луис сидел на чемодане, а Речел пыталась застегнуть замки), – тыуверен, что ничего не хочешь мне рассказать?

– Во имя бога, дорогая, о чем ты?

– Не знаю, о чем. – ровно сказала она. – Вот поэтому испрашиваю.

– Как ты думаешь, что я собираюсь делать? Отправлюсь вбордель? Пойду по рукам? Что?

– Не знаю… Но все равно, поездка в Чикаго кажется мненеправильной. У меня такое ощущение, что ты просто пытаешься избавиться от нас.

– Речел, это смешно! – яростно и немного сердито возразилЛуис. Даже в таком положении, как сейчас, он досадовал, что она заметила еголожь с такой легкостью.

Речел безнадежно улыбнулась.

– Ты никогда не умел хорошо лгать, Луис.

Он снова запротестовал, но она его перебила.

– Элли приснилось, что ты умер, – сказала она. – В прошлуюночь она проснулась с криками, и я подошла к ней. Я прилегла рядом с ней ипроспала так два или три часа, а потом вернулась назад, к тебе. Элли сказала,что во сне видела тебя сидящим за кухонным столом. Глаза твои были открыты, ноона знала: ты мертв. И еще она сказала, что еще раньше слышала крики СтиваМастертона, пытавшегося тебя остановить.

Луис испуганно посмотрел на жену.

– Речел, – наконец сказал он. – Умер ее брат. Естественно,что во сне она видит других членов семьи…

– Подозреваю, ее сны нечто большее. То, как она рассказаламне.., детали.., мне показалось, это пророческий сон.

Речел слабо усмехнулась.

– Может, так все и случится…

– Да, может, и так, – сказал Луис. «Кажется, это и впрямьпророчество».

– Пойдем в кровать, – попросила Речел. – Валлиум больше недействует, а я не хочу быть одна. Я боюсь. Последние дни меня мучают кошмары.

– Кошмары?