– Нет, я больше ни от кого зависеть не хочу. Даже от самого лучшего человека.

Однако вечером, почти уже заснув на фоне негромкого Славкиного посапывания, я с ужасом поняла, что ненароком обманула Асрян. Если признаться самой себе, то выходило совсем по-другому. Не для того, чтобы быть независимой, я готова продать свою больничку вместе с детским окошком в чистое и светлое, а потому что хотела быть с ним. Вот так. Чтобы не напрягать лишний раз, не клянчить. Не распределять в раздражении последнюю тысячу рублей. Чтобы он имел возможность, ни о чем не думая, стоять в операционной дни и ночи. От него, в конце концов, пользы гораздо больше, чем от меня. Говорить подругам можно что угодно, но от себя самой сложно скрыться.

Последние предпраздничные дни прошли в лихорадочных попытках накопать что-то хоть мало-мальски интересное в плане работы. Несколько раз даже потратила время и посетила самые известные рекрутинговые агентства. Но ничего не менялось и оставалось таким же противным, потому как сводилось к одному: я должна продать большую часть своей жизни за дополнительные десять, максимум пятнадцать тысяч рублей.

Время бежало бегом в поисках приличной небольшой елки, совместного подарка для Катьки, мучительно приятного обдумывания, что подарить Славке. Проблему решила Катрин: подошла к витрине мужского магазина и сказала:

– Ма, у Славы ремень в джинсах старый. Давай новый купим.

Конечно. Мы могли позволить себе купить новый красивый ремень.

Суета не отпускала: частые звонки моей маман, Катькина елка, платье на Катькину елку, покупка елочных игрушек, и еще одно, другое, третье. Я видела, что Славка совсем потерялся и сник, а раз проговорился, подтвердив мои неприятные предчувствия:

– А в том году я с пацанами тридцать первого ездил на Вуоксу. В бане парились, даже на лыжах покатались.

Внутри у меня стало прохладно. Я сразу сообразила: не надо нам никакой домашней семейности. Слишком все быстро. Конечно же, кроме Асрян, обратиться за помощью было не к кому, так что именно там я ее и получила: отпраздновать Новый год нас пригласили на дачу асрянских родителей в Сиверской. Баня, природа, смена обстановки теперь обеспечены.

В последний рабочий день тридцатого декабря мы оба обнаружили огромное количество дежурств в своих послепраздничных графиках. Дедовщина, как говорится, дело святое. Слава богу, тридцать первого – первого нас никто никуда не требовал, а выход на сцену планировался второго, четвертого, седьмого и девятого. Ничего себе, как говорится. Славка от неожиданности поперхнулся накатившим возмущением и резюмировал:

– Едрена мать, да мы с тобой, мадам, к концу этих чертовых праздничков будем изрядно помяты.

Слова эти нисколько не были преувеличением. Народ наш питерский хоть и интеллигентный, а все же русский, со всеми вытекающими. Ночью тридцать первого декабря апофеоз мистических календарных изменений и бой курантов по всем телевизорам страны вводили население в состояние глубокого алкогольно-загульного транса, который достигал максимума на вторые-четвертые сутки и далее, уже в зависимости от состояния здоровья и размера кошелька, длился вплоть до десятого января. Самым лучшим отражением реальности служил журнал госпитализации такой вот больницы «Скорой помощи», как наша: относительная тишина тридцать первого декабря и примерно половину дня первого января – и вдруг прилив, как цунами. Диагноз, как правило, зависел от возраста, социального статуса и места празднования Нового года, ну и от темперамента и образовательного уровня клиента. Весь набор первичной встряски мозгов для начинающих врачей: ножевые, пулевые и прочие виды ранений, черепно-мозговые травмы ресторанного типа (чаще всего от бутылки по голове), острые панкреатиты, диабетические комы, холециститы и кишечная непроходимость от невоздержанности в еде и, опять же, в спиртном. А потом тяжелые ДТП от непременного желания русского человека сесть пьяным за руль, ангины, пневмонии от громких выпиваний холодного шампанского на морозе, и в результате – завершающий аккорд – инфаркты, инсульты и тяжелые стенокардии. Многодневное семейное торжество с излишними возлияниями неизменно вело к обострению всего того, что копилось и умалчивалось: вырывался поток горя, негодования, обид и отчаяния. Перебрав спиртного и излишне расслабившись, народ начинал рассказывать друг другу правду-матку. Празднуйте, люди! Как прекрасна эта жизнь, ваша жизнь, черт ее подери! Медицина в картинках. Однако все же попадались и радостные болезни: кто-то ломал ногу всего лишь катаясь на лыжах. Но таких больных было несказанно меньше.

Теперь, ко всему прочему, мой развод и наше совместное проживание стали достоянием общественности благодаря невоздержанной Люсинде. Событие имело в принципе неплохие последствия, ибо составители графиков дежурств, не спрашивая ни меня, ни Славку, составляли их так, что наши дежурства теперь совпадали, даже если сбивались с общего для нас режима среда или воскресенье.

Но это все впереди. Теперь аж два дня блаженства на свежем воздухе.

2006!

Сиверская встретила солнышком и легким морозцем. Хорошо было всем: взрослые ели и пили, как и положено по вышеуказанному плану отдыха, перемежая застолья баней и вылазками на свежий воздух. Катрине подарили несколько новых кукол с прилагающимся к ним гардеробом, Стас получил груду каких-то невероятных сборно-разборных чудовищ, которые, видимо, тоже оказались прямым попаданием в цель. Дети были довольны и заняты собой. Семейство Асрян набрало кучу фейерверков, но я сразу вспомнила тетю с петардой в животе и оставила детей стоять на крыльце в момент стрельбы.

Вечером первого числа все же было решено сделать над собой усилие и посетить моих предков, благо Катьку все равно надо было пристроить перед дежурством. По дороге Славка совершенно не выглядел напряженным, так как все-таки отдохнул. Я же так и не смогла перестать нервничать. Мои сидели в ожидании, собрали остатки новогоднего стола и приготовили бутылку шампанского.

Наскоро познакомились, Славка для приличия начал ковыряться в маминых салатах. Поговорили ни о чем, без лишних вопросов, выяснений обстоятельств и планов. Все, включая даже братьев, явно не хотели навредить и без того сырой ситуации каким-нибудь бестактным вопросом, и только мама под конец все же не выдержала и выдала свое сокровенное:

– Слава, как вам наша Катерина, не слишком ли бойкая?

– Прикольная. У меня двоюродные племянники, так те пошумнее ее.

– А вы еще не были женаты?

– Нет. Официально нет. И детей тоже нет.

Наступило относительное удовлетворение сторон. Ход мыслей мужской половины семьи Сокольниковых можно было и не пытаться понять, так как мужчины не имели привычки критиковать людей без определенного повода, а мамины тараканы бежали субтитрами по ее высокому лбу: молод, слишком красив, умен, вероятно, талантлив, вероятно, влюблен, явно беден, и неизвестно, есть ли в этом списке место для Катьки… любимой, первой и ненаглядной…

Около девяти под предлогом необходимости выспаться перед боем мы засобирались. Город утомленно вздрагивал; мало машин, отголоски упавших за диван и счастливо обнаруженных петард, громкое пение возвращающихся домой из гостей или, наоборот, идущих в гости, раскрасневшиеся на легком морозе лица, громкий смех и распластанные на ледяных дорожках тела. Мы существовали отдельно, молча, не нуждаясь в публике и публичности. Как же было хорошо дома вдвоем: душ, запах тела, разговоры, смуглая мужская кожа и жилистые руки, спокойное ночное дыхание.