Он вздыхает. Смотрит на меня. Потом достает еще одну сигарету и закуривает.

– Я понимаю, будет звучать глупо, но ты разбила мне сердце.

– И поэтому ты решил разбить мое? – не выдерживаю я.

– Это не смертельно, – говорит Том и выпускает дым в сторону.

Я стираю с лица остатки слез, до сих пор не верю в происходящее. Не могу пошевелиться, чтобы хотя бы встать и подойти к нему. В груди дыра, и я – больше не я.

– Ты справишься, – ободряет Том, но для меня это звучит как насмешка.

– Да откуда ты знаешь! – плююсь я. – Ты не знаешь этого и не можешь говорить за меня. Может, я завтра спрыгну с крыши? Откуда тебе знать?

– Если ты это сделаешь, я очень разочаруюсь.

Я усмехаюсь и смотрю на свои руки. Говорю:

– Просто капец.

Том делает последнюю затяжку и говорит:

– Мне надо идти.

– Конечно, тебе надо идти…

– У меня дела, – перебивает он. – Не знаю, приду я еще до твоей выписки или нет, так что заранее желаю хорошего пути и удачной реабилитации.

Я зажмуриваюсь, потому что чувствую дикую боль. Кажется, только сейчас я поняла, что произошло.

– Пока, – говорит Том.

– Прощай, – отвечаю и смотрю на его удаляющуюся спину.

* * *

Самая ужасная часть расставания – это просыпаться по утрам. Просыпаться и пару минут без всяких мыслей смотреть в потолок, а потом резко все вспоминая. Чувствовать обрушившиеся на голову ужас, боль и страдание. Терпеть и вставать, идти умываться, ходить есть, просто ходить.

Даже засыпать сквозь слезы не так больно, как просыпаться. Оказываясь вечером на подушке, я выплакиваю всю боль, а когда просыпаюсь, она снова наполняется до краев. Я хочу только спать или быть в отключке, потому что существовать в мире, где мы с Томом расстались, – невыносимо.

Я не знаю, как с этим справиться, потому что не знаю, как жить дальше. Как жить без него, как это? Я больше не поцелую его, не обниму, больше никогда не займусь с ним сексом. Не прижмусь к груди и не вдохну его запах. Я могу думать об этом и жалеть себя постоянно, но пытаюсь справиться, говорю себе, что это переживает каждый. Все переживают расставания, и я переживу. Но представить жизнь без Тома для меня значит сразу начать плакать.

Мозг пытается меня защитить, и я начинаю верить, что рано или поздно мы снова будем вместе. Том отойдет и простит, я перестану употреблять и исправлюсь. Все будет хорошо, просто нужно поработать над собой и немного подождать. Это обязательно случится, ведь мы любим друг друга и не сможем быть порознь.

Тома нет всю следующую неделю, что провожу в больнице. Не видев его целых семь дней, я чувствую, будто стою посреди многокилометровых развалин в абсолютном одиночестве. От желания написать ему огромное сообщение с признанием в любви спасает только отсутствие телефона. Я думаю даже попросить отца купить мне смартфон, потому что скоро меня выписывают, и мы сразу улетаем в Майями. Когда еще у меня будет шанс с ним связаться?

В итоге я решаю позвонить Тому с папиного телефона, но когда отец приходит на выписку, то говорит:

– Надо забрать твои вещи. Заедем к Тому, и ты соберешься.

– Хорошо, – отвечаю я, почувствовав слабость в ногах. – Он дома?

С неохотой, но папа говорит:

– Дома.

Я глубоко вздыхаю. Всю дорогу страшно волнуюсь, вытираю влажные ладони о штаны. Когда мы приезжаем, отец остается на парковке, дав мне понять, что отношения они так и не наладили. Поднявшись в квартиру, я не могу совладать с дыханием. Увидев Тома в зале, прирастаю к полу. Он роется в полках и оборачивается ко мне.

Я говорю:

– Привет…

От здоровается в ответ, вернувшись к делу и вытащив из шкафа несколько книг.

Мы молчим. Мне неловко.

– Ну, я за вещами.

– Ну, я знаю.

– Ага, – киваю и, колеблясь, ухожу наверх.

Я проклинаю себя всеми возможными словами. Вот дура. А на что я рассчитывала? Что он кинется обнимать меня и скажет, что все его слова были ошибкой? Я без сил оглядываю нашу уже бывшую спальню. Стираю слезы и начинаю паковать вещи. Их совсем немного, мне хватает десяти минут, чтобы собрать все. Забирая ванные принадлежности, я задерживаю взгляд на зеркале. Для человека, плакавшего семь ночей подряд, я выгляжу нормально. Умываюсь и спускаюсь, сразу направляясь в коридор.

– Белинда, – окликивает меня Том.

Я вздрагиваю и поднимаю на него глаза. Он стоит и смотрит на меня, а потом не спеша подходит.

– Что? – спрашиваю.

– Хочу попрощаться.

Я киваю. Не хочу говорить, потому что не хочу опять плакать.

– Держи, – протягивает он мне какую-то книгу.

Удивленно нахмурившись, я забираю ее и рассматриваю.

– Серьезно? Книга?

– Это непростая книга.

Я читаю надписи: Легс Макнил «Прошу, убей меня». И чуть ниже маленькими буквами: «подлинная история панк-рока».

– Она огромная, – говорю.

– Тебе понравится.

– Ты читал?

– Конечно, читал.

Я пролистываю страницы. Книга составлена в виде сборника интервью. Вижу чьи-то имена.

– Я почти никого из этих людей не знаю, – жалобно смотрю на Тома.

– Ну вот, узнаешь. Панки должны знать друг друга в лицо, – улыбается он.

Я тоже улыбаюсь. Конечно, какую еще книгу мог дать мне Том? Точно уж не про любовь.

– Тебе понравится, обещаю, – гарантирует он.

– Надеюсь, я смогу ее осилить, – пожимаю плечами.

– Полгода в рехабе – конечно, ты ее осилишь.

Я стою, поникнув. Эти слова возвращают в реальность. В реальность, где я должна уехать на реабилитацию и принять расставание с Томом. Немного помявшись, я говорю:

– Пообещай мне кое-что.

Том сводит брови. Я продолжаю:

– Помирись с папой. Пообещай, что помиришься с папой.

Он отводит взгляд.

– Том, прошу тебя. Сделай последнюю вещь для меня.

– Ладно, – неожиданно говорит он, – обещаю.

Я удивляюсь:

– Так легко? Ты же держишь свои обещания, правда?

– Увидишь, – отвечает он, а потом обнимает меня и продолжает: – Удачи тебе.

Я цепляюсь за его спину. Утыкаюсь носом в грудь. Вдыхаю его запах, пытаюсь навсегда запомнить ощущение его тела. Потом отстраняюсь и чувствую, как ресницы намокают, но больше не даю волю слезам. Я пролила слишком много слез из-за жалости к себе. Потеряла слишком многое из-за своей слабости, чуть не потеряла жизнь.