– Ты запомнил, что я люблю «Биг Тейсти», – улыбаюсь, вспоминая, как однажды мы с Джоуи и Томом ходили в «Макдоналдс».

– Все любят «Биг Тейсти», – пожимает плечами Том.

Его волосы шевелятся от ветра, он смотрит в сторону. Почему-то я чувствую боль. Встряхнув головой, принимаюсь за еду и перевожу тему:

– Меня пугает мой врач…

Жую и достаю из пакета колу. Глотаю и говорю:

– Он странный чувак.

– Это лучший реаниматолог в стране, мы привезли его специально к тебе из Лос-Анджелеса, – говорит Том.

Я несколько раз моргаю. Специально ко мне? Лучший реаниматолог в стране?

– И все равно он так тупо шутит. Сказал, что видит меня насквозь, когда я сказала, что у меня нет месячных и я боюсь, что беременна.

Том поднимает на меня глаза.

– «Я вижу тебя насквозь, и ты точно не беременна», – пародирую я с набитым ртом, – капец. Не хочу, чтобы какой-то мужик видел меня насквозь, даже если это лучший реаниматолог на свете.

– Наверное, они делали анализы, – говорит Том.

– Наверное. Короче он сказал, что месячные появятся, когда я поправлюсь и наберу вес.

Больше я не знаю, что сказать. Вернее, я могу говорить бесконечно, но вижу, что Том не особо готов слушать. Я ем, он курит.

– Я буду в рехабе полгода… – вырывается из меня. – Мне так страшно.

Я вздыхаю, делаю паузу, но не жду, когда Том что-то скажет, а пытаюсь успокоить ураган в груди.

– Не знаю, как буду без тебя, – шепчу. – Папа сказал, что навещать меня можно будет раз в неделю, но, черт, Майями… это еще дальше, чем сраный «Колумбус»…

Аппетит сразу пропадает. Мы еще ни разу не говорили на эту тему, и я чувствую, как между нами назрела огромная проблема, которую надо решать.

– Хочу, чтобы это скорее закончилось и все стало как прежде… тяжело об этом думать. Но я буду ждать твоих визитов как второго пришествия…

Оборвав мою речь, Том говорит:

– Мы расстаемся.

– Что? – спрашиваю.

Он смотрит на меня, но как будто сквозь.

– Ты шутишь?

– Нет, мы расстаемся.

Я отрицательно мотаю головой. Еле шевеля губами, спрашиваю:

– Что с тобой, Том? Что ты такое говоришь?

Он сжимает челюсти. Тушит окурок и откидывает от себя.

– Я ужасно на тебя зол. Я ведь могу уже злиться, да? Ты ведь почти поправилась.

Я справляюсь с дрожью в голосе.

– Почему злиться?

– Ты сделала мне очень больно.

– Том…

– Ты чуть не умерла прямо у меня на руках.

Все тело охватывает дрожь, кровь из головы отливает в ноги.

– А если бы я пришел домой позже, то умерла бы, – горько продолжает он.

Я не могу на него смотреть, трясусь, зарываясь ладонями в лицо.

– Ты ведь шутишь, да? – спрашиваю. – Я поняла, ты это говоришь, чтобы проучить меня. Преподать урок. А потом скажешь, что все это специально.

Посмотрев на Тома, я понимаю: нет, не специально. На его лице буквально написано, что эти слова – не шутка.

Я хочу заплакать, но пытаюсь держать себя в руках.

– Прекрати, Белинда, – ровно говорит он.

– Да что прекрати?! – вскрикиваю. – Это бред, я же жива, вот, сижу перед тобой! Мы можем все продолжить, и все будет хорошо, я больше не буду употреблять наркотики, и мы будем нормально жить…

Том качает головой.

– Нет, Белинда. Ничего из этого не будет, у нас никогда не будет «нормальных» отношений, и мы никогда не будем «нормально» жить!

Я громко всхлипываю.

– Перестань, – перебиваю, – перестань, не говори так!

Слезы глушат мои слова, и дальше я просто плачу.

– Белинда, отношения – это не просто чувства и секс… Да плевать, ты слишком маленькая, чтобы понять, – бросает Том.

Я тру глаза, отвечаю:

– Ты придурок! Ты сам в этом виноват! Это ты мне сказал, что я должна выбирать между тобой и наркотиками! Если бы ты не сказал эту чушь, сейчас бы все было нормально! Зачем ты это сделал, зачем сейчас это делаешь, тебе принципы важнее любви?!

Том громко вздыхает и качает головой.

– Слушай, это была просто манипуляция, понятно? Я не идиот, не рассчитывал, что ты справишься с зависимостью, просто пообещав мне! Но я хотел достучаться до тебя, хотел, чтобы ты подумала о своей жизни и о том, что можешь потерять…

Он тяжело дышит, но, очевидно, пытается успокоиться.

– Боже, зачем я в это полез… – вырывается из него.

Я сжимаю зубы, сдерживая вопль.

– Умоляю, Том, не говори так… прости меня, пожалуйста, прости, я не хотела, чтобы все так получилось! – жалобно говорю я.

– Ты меня растоптала, – говорит Том, – заставила смотреть на то, как умираешь, а теперь просто просишь прощения?

– А что я могу сделать? – жалобно спрашиваю. – Если я могу, скажи, и я сделаю что угодно, но, умоляю тебя, не надо всего этого, не надо…

– Единственное, что ты можешь, – это принять мои слова и успокоиться, – сквозь зубы шипит он.

– Да ты с ума сошел?! Ты еще недавно говорил, как сильно любишь меня, а теперь я должна принять твое решение о расставании?

– Да, Белинда, ты должна. Потому что иначе я просто попрощаюсь с тобой навсегда прямо сейчас. И с тобой, и с твоим отцом, и мы разойдемся здесь и никогда больше не увидимся!

Я цепенею. Смотрю на него, словно вижу впервые. Не могу поверить, что это его слова, что это говорит Том, тот самый Том, который любит меня и сходит по мне с ума.

– Я не шучу, – добавляет, – я готов на это. Готов был попрощаться с тобой еще тогда, когда нашел в отключке в гостиной. И когда ты лежала в коме. Ты знаешь, что человек может находиться в коме от нескольких минут до нескольких лет? И чем дольше, тем меньше шансов, что он из нее выйдет? Три недели, Белинда. Думаешь, мне что-то стоит попрощаться с тобой сейчас?

Слез больше нет, только шок и панический страх от услышанного. Мы окутаны тишиной, но Том прерывает ее:

– Я держусь. Но еще немного, и я опять слечу с катушек.

Меня передергивает. Я говорю:

– Хорошо! Хорошо, я все принимаю. Я принимаю все, что ты решил, только, пожалуйста, успокойся, не надо ни с кем прощаться…

Том прислоняется спиной к стене, проводит ладонью по лицу и волосам и молчит. Но я не могу успокоиться.

– Том… хорошо, да, я поняла, мы расстаемся, я это принимаю, только не уходи, не надо прощаться навсегда! Оставь мне надежду…