Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Заполняй и подписывай.
Не моргая, я смотрю в лист. Понятия не имею, что там написано, все буквы расплываются.
Том переминается на месте и говорит:
– Это не значит, что мы не сможем встречаться.
Я поднимаю на него глаза и чувствую, что он отошел и больше не злится. Но все равно не могу понять, как он может поддерживать это и ничего не говорить.
Взяв ручку, я быстро заполняю данные, дату и ставлю подпись. Закусив губу, сдерживаю слезы, потому что жизнь кардинально изменилась за долю секунды.
– Тебе нужна квартира и работа, – говорит отец.
– Хорошо, – тихо соглашаюсь я.
Том прочищает горло.
– Спускайся к водителю и поезжай домой. Ничего страшного не случится, а мы пока поговорим об остальных вопросах.
Я киваю. Поднимаюсь, скрипя стулом, и спускаюсь, чтобы уехать «домой». Как бы мне ни хотелось, теперь это не мой дом. Больше нет.
Я чувствую, как внутри что-то окончательно ломается. Ломается пополам и срастаться будет бесконечно. Но даже если это случится – неважно, ведь сломанное однажды сломано навсегда.
В машине я откидываюсь на кресло, закрываю глаза и тут же вздрагиваю, потому что в темноте век всплывает окровавленное лицо Скиффа. Я думала, что на меня уже ничего не сможет произвести впечатление, но ошибалась.
Достав телефон, я минуту смотрю в экран, а потом звоню Алисе. Она не отвечает, и тогда я набираю Стейси, но это тоже ничего не дает. Глупо, я знаю, после всего случившегося звонить им, но больше мне просто некому.
Когда мы проезжаем мимо пляжа под Бэй-Бридж, я прошу водителя остановиться. Говорю, что хочу прогуляться и много времени это не займет. Оглянувшись, я вспоминаю все, что тут было. Как уходила сюда от родителей, как встретила Алису и первый раз попробовала наркотики.
В тени под мостом я вижу компанию людей. Они выглядят не особо трезвыми и приветливыми. Кто-то испугался бы их и обошел стороной, или вообще развернулся бы, но только не я. Медленным шагом я иду к ним. Сначала они не замечают, но потом смотрят. Я на самом деле не чувствую ни страха, ни опасения. Они просто люди, такие же, как я. Я сидела под этим мостом так же, как и они. Ничего страшного нет.
Я совсем рядом, когда какой-то мужчина спрашивает:
– Эй, что-то надо?
– Да, – говорю я, останавливаясь рядом.
– Ну и?
– У вас что-нибудь есть? – с надрывом спрашиваю.
Вокруг слышатся смешки. Можно подумать, меня это заденет.
– Что-нибудь? – хмурится мужик.
– Ты понял, – сжимаю зубы.
– Слушай, малявка, ты не по адресу. Вали отсюда.
Он хочет развернуться, но я говорю:
– Нет, я по адресу. Знаете Алису?
– Ну знаем, и что?
– Она сказала идти к вам, – вру я, надеясь, что это сработает.
– Ты из полиции? – не унимается мужик. – Я сказал, вали отсюда!
– Да какая полиция, посмотри на меня! – возмущаюсь. – Слушай, Алиса сказала мне, что у вас есть, и если нет, так и скажи.
Он переглядывается с мужиками, что стоят рядом, говорит:
– Оплата вперед. – И называет сумму.
В этот момент я понимаю, что денег у меня нет. Делаю вид, что осматриваю карманы, но недолго.
– Слушай, у меня нет денег, но…
– Ну тогда вали, что встала!
– Но у меня есть телефон! – Я достаю свой айфон и протягиваю ему. – Это самый последний. Пароля нет.
Он задерживает на телефоне взгляд, потом забирает и осматривает, снимает блокировку.
– Эй, псс, – кивает кому-то и подает знак рукой, а через минуту отдает мне сверток из бумаги и пакета.
Я смотрю на него и даже не знаю, что это. Положив добытое в карман, прощаюсь с ними.
Чего я добиваюсь? По правде говоря, просто хочу отомстить. Я знаю, эти двое не хотели бы моего срыва, да и я его не хочу, но они должны понимать, что не могут так просто вершить мою судьбу. Должны понимать, что не останутся безнаказанными. И пусть им будет так больно, как только возможно.
Таким же медленным, прогулочным шагом я иду обратно к машине и сажусь в нее. По приезде домой прощаюсь с водителем и поднимаюсь в квартиру. Потом нахожу в аптечке в ванной шприц и в гостиной раскладываю все вещи на столе.
Я смотрю на это и ни о чем не думаю. Я даже не знаю, как это сделать, но плевать. Меня больше ничего не волнует. Мне плевать на всех и на все. Проблемы решатся как-нибудь потом.
Это оказывается не так легко, как я думала. Но через боль, отвращение и многочисленные попытки все получается.
Я резко чувствую жар и то, как падаю на пол. Это не то же самое, что было у Алисы, и ощущения совершенно не те. Я понимаю: что-то идет не так. Боли нет, но я знаю: я умираю.
Я обнаружила себя посреди Оклендского кладбища. Солнце светило так сильно, что я прикрыла глаза рукой. Было очень ярко, но до жути холодно. Кожа покрылась мурашками, тело непроизвольно дернулось. Что это? Это не мое воспоминание, этого не было.
Глаза привыкли к свету, и я осмотрелась. Могильные камни, надгробия, редкие деревья… Впереди я увидела людей. Сердце провалилось в пятки, когда в одном из силуэтов я узнала Тома. Его руки были засунуты в карманы черного костюма, плечи и голова опущены. По одну сторону от него стоял отец, а по другую Алиса. Отец плакал, Алиса смотрела в пустоту.
Внутри все сжалось. Я сразу поняла, что происходит: мои похороны. И на них пришло три человека.
Я сделала пару шагов, но остановилась. Подходить ближе было страшно. Но когда эти трое ушли, я все же увидела ее – свою могилу.
«Белинда Шнайдер», – гласили буквы на памятнике.
И все. Ничего больше. Я не была хорошей дочерью, любящей девушкой или преданной подругой и не заслужила ни одной прощальной надписи. Это было больно, но справедливо.
Я подошла к могиле и присела на одно колено.
– Ты дура, – сказала я, – хорошо, что тебя больше нет.
* * *
Первое воспоминание после моего пробуждения – это лицо Тома и то, как я тяну к нему руки. Слышу механический писк и очень хочу пить, но сказать ничего не могу, потому что в горло что-то вставлено, и оно адски болит.
После я снова проваливаюсь в беспамятство, вращаясь в калейдоскопе образов и голосов. Следующие несколько дней сознание сыплется на меня острыми кусочками, царапая мозг и причиняя боль. Я пытаюсь сложить из них цельную картину, но у меня не хватает сил. Кто-то что-то говорит мне, и я даже отвечаю, но не помню, что.
Я полностью осознаю себя тогда, когда Том говорит: