– Похоже, артане не такие уж и всезнающие!.. Легко бымогли догнать.

– Они не пытают крестьян, – огрызнуласьона. – Если бы посадили на колья двух-трех, остальные сразу бы рассказали,где вы!

Иггельд нахмурился. Блестка переоценивает боевой дух куявов:зачем пытать, им достаточно показать плеть, и уже рассказали бы все про ихлагерь. Но артане в своем высокомерии не догадались допросить местных крестьян,а те сами не побегут к врагам доносить на своих, и то хорошо.

И все-таки обоз двигался медленно, выдавал себя огромнымоблаком пыли, грохотом, скрипом телег, натужным мычанием полов и ржанием коней.Иггельд в тревоге велел отделить часть скота и лишних коней, послать навстречуврагу. Блестка вынужденно признала, что ход хороший. Наткнувшись на огромноестадо, артане могут обмануться, начнут хватать добычу, делить, отбирать лучшихконей, а за это время куявы успеют приблизиться под защиту своих проклятыхчерных башен магов!

Иггельд во весь опор носился взад-вперед вдольрастянувшегося обоза. Тревога съедала сердце, артане на хвосте, и хотя ихвпятеро меньше, но от этих степных волков не отбиться, куявы – добрые,умные, веселые – все равно не отобьются, в рукопашном бою решает не ум,увы. И не богатство, не количество мудрецов в стране…

Дважды ловил себя на том, что делает крюк, чтобы проехатьмимо телеги, где везли связанную пленницу. Теперь при ней неотлучно находилсяРатша, периодически проверял узлы на веревках. Иггельд снова мчался вдольвереницы повозок, а солнце сияло ярче и радостнее, воздух становился чище, ивсе лишь потому, что увидел ее, услышал ее голос…

Даже неважно, что она снова выкрикнула ему что-то обидное.Он уже знал, что ее твердые губы могут становиться мягкими, она можетулыбаться, он никогда не забудет ту первую улыбку, неожиданную и оттого самуюдрагоценную, она может вспыхнуть как маков цвет, ее тонкие сильные руки, что стакой силой отталкивали, наверняка могут и обнять.

Нет, она еще ни разу не ухватила его за плечи, но передглазами то и дело вспыхивали нелепые и дикие грезы, как однажды это произойдет,как он прижмет ее к своей груди, как ослабеет ее сопротивление, как поднимет кнему лицо с большими дивными глазами, в них загорится ясный свет, на щекахпоявятся ямочки, а полные губы нальются жарким огнем и потянутся к нему…

Он вздрагивал, гнал от себя эти непристойные видения, откоторых слабеет тело, в руках появляется дрожь, сердце стучит чаще, а передглазами вообще исчезает мир, вытесненный ее лицом, ее глазами, ее губами…

На второй день, не выдержав, пустил коня рядом с повозкой ипопытался завязать беседу. Блестка смерила его убийственным взглядом. Иггельдсиял, как раз проезжали у подножия горы, где на вершине темнеет высокаякаменная башня. Начал рассказывать, кто ее построил и какие чудеса в нейпроисходили, Блестка попросту задернула занавеску.

Озлившись, он пригрозил, что повезет рядом на конесвязанную, а это вызовет насмешки со стороны вольничающих воинов. Она началаотвечать, но это оказалось еще хуже: высокомерия и надменности в ней хватило бына весь дворец Тулея. Она поливала его презрением, а он чувствовал себяпоследним холопом, что нагло гарцует на ворованном коне.

* * *

Солнце медленно опускалось, сумрак сошел в долину, и словноразом повеяло холодом, лица стали мрачными и насупленными. В недосягаемой высиярко сверкали вершины заснеженных гор. Солнце скрылось за краем земли, мир сталсерым и бесцветным, но сияющие пики стали еще ярче, слепили глаза, словнонакаленные в огне наконечники острых копий.

Ратша пересел в седло, но чаще всего, явно по просьбе Иггельда,объезжал повозку, всматривался, словно пленница тайком приделывала к нейкрылья. Когда мимо промчался Иггельд, крикнул ему весело:

– Наши горы!

Иггельд откликнулся с превеликим облегчением, лицо сияло:

– Наши…

И хотя горы еще не совсем те, там дальше другие, еще выше, апотом еще и еще, пока среди самых высоких не откроется добравшемуся тудаудивительная Долина, Долина Драконов, Долина Грез и Мечтаний.

– Наши горы, – повторил он. Тяжелая каменная горас треском лопнула, свалилась с плеч. Он ощутил, что может распрямить сведеннуюсудорогой спину, вздохнуть, а на сердце сразу как будто запели молоденькиевеселые птички. – В самом деле… горы – наши!

– И артане туда не пройдут, – подтвердил Ратшатвердо.

Не сговариваясь, все прибавили шаг, даже кони пошли безпонукания быстрее, им передалось нетерпение всадников.

На третий день пути воины оживились, указывали руками впереди вверх. Блестка повернулась, ничего не увидела, кроме гор, но когда поднялаголову, сердце остановилось от страха и невольного восторга. На неприступнойгоре горела красным огнем высокая крепость, даже не крепость, а целый город,обнесенный высокой стеной. Кровавый закат окрасил небо в пурпур, небесный огоньозарил его сверху, он выглядел вырезанным из цельного рубина.

По мере того, как обоз приближался, на всех башнях поднялистяги, а с навеса над воротами звонко и красиво пропела серебряная труба.

Блестка смотрела непонимающе: гора абсолютно неприступная,высокая, а крепость занимает всю верхушку. Как они сами добираются к себе?..

Телеги тянулись медленно, дорога изогнулась, крепостьмедленно поворачивалась, Блестка вздрогнула, когда из-за поворота началвыдвигаться самый удивительный мост, какой она только видела. Он переброшенчерез ужасающую пропасть и соединял крепость и массивное плато, по которому онидвигались. У нее пробежали мурашки по спине, трудно вообразить, как это всесоздано, как они вообще здесь живут, люди могут жить только в степи, ровной какстол…

Когда телега наконец въехала на длинный узкий мост, Блестказастыла, страшась шелохнуться. В ширину мост пропустит одну телегу или двухвсадников стремя в стремя, каменные бортики поднимаются не выше тележной оси.Стоит лошади испугаться или понести, она рухнет в пропасть и потащит за собойтелегу…

Иггельд ехал впереди совершенно спокойно, посматривая посторонам. В какой-то момент привстал в стременах и помахал кому-то рукой. Оченьдолго и осторожно проводили через удивительный мост весь обоз, а когда страхиостались позади, Иггельд вернулся к повозке, поехал рядом. Лицо его дышалодовольством и весельем.

– Ну как тебе? – спросил он.

Она не уловила в его голосе самодовольства или заносчивости,ответила искренне, как если бы на минутку забыла, что он враг:

– Красиво. Как будто строили для женщин.

– Почему для женщин? – удивился он.

– Слишком красиво, – отрезала она. – Акрасивое – недолговечно. Придут артане, разнесут все по камешку. Это иесть твоя крепость?

Он ответил спокойно:

– У меня нет крепости.