— А вот этот, вот этот! Я сама видела! — заорала старушонкас кислым лицом трамвайной склочницы. — Я сама видела!

Пожалуй что, она верила, что и в самом деле видела. Успелаповерить. Еще не понимая, что принужден плыть по течению, Пацей отстранилмахавшую сумочкой орденоносицу, коснулся локтя «ястребовца»:

— Подполковник, здесь какое-то недоразумение, отойдем…

— Отчего ж не отойти, — согласился бравый. — Михась, ты покапотерпевшую опроси, свидетелей, соответственно… Вы, гражданин, не так быстропоспешайте, не успеваю за вами… а вы, гражданочка, погодите, никуда он неденется… Значит, пенсионерок обижаем? Последние деньги крадем?

— Послушайте!

— Слушаю, — невозмутимо сказал подполковник.

Пацей оглянулся и, убедившись, что остальные находятся наприличном расстоянии, авторитетным голосом начал:

— Сейчас я покажу удостоверение… Кто-то схватил его сзадипрофессиональным приемом. Пацей рассмотрел, что зажавшая ему горло рука — вформенном рукаве, и тут же дернулся от боли. Что-то вонзилось в бок прямосквозь пиджак, и от того места по телу пошел парализующий холодок…

Вполне возможно, он успел что-то понять. Поздно. Пока двоеподчиненных бравого подполковника волокли его к машине, носившей всеотличительные признаки милицейской, усатый служака бодро распоряжался:

— Расходитесь, граждане, расходитесь, нету тут никакогоцирка с верблюдами и клоунами! Все, хорошие мои! Взяли голубчика, давно искали…А вы, бабушка, как потерпевшая, пожалуйте до машины, мы без ваших показаний,как без рук… Все, граждане, повязали карманничка, и уж, будьте благонадежны, никтоего не отпустит, пока свое не отсидит…

…Обходиться с этим клиентом стоило гораздо осторожнее,нежели с Адой, и Пацей был давно уже пристегнут наручниками: за кисть правойруки — к батарее, за щиколотку левой — к ножке неподъемного стола, оставшегосяот прежних хозяев.

— Опасаетесь? — Пацей старался улыбнуться.

— Стараюсь исключить всякие случайности, — серьезно ответилДанил, придвинул ногой стул и сел напротив. — Сейчас мне никак нельзя нарватьсяна случайность, пусть уж лучше буду выглядеть смешно…

— Ну, а на неслучайность нарваться не боитесь? —поинтересовался Пацей. — Вы примерно представляете, сколько статей Уголовногокодекса нарушили?

— Бог ты мой, почему «примерно»? — пожал плечами Данил. —Хорошо представляю, не примерно, а точно. Наизусть могу перечислить. Знаете,чем меня порой привлекают польские термины? Очень уж удачны. На российской мовекодекс — «уголовный», а вот по-польски «карны». По-моему, это звучит гораздовнушительнее: карный…

Кодекс карны, карающий…

— Я повторяю, вы понимаете, во что ввязались?

— Ну, не надо, — поморщился Данил. — Давайте сойдемся напростой истине: вы знаете, что я знаю, и я знаю, что вы знаете… Так что небудем оба валять ванечку, мы ж профессионалы… Положение у вас хуже пресловутогогубернаторского. Вы, кстати, не знаете, что это за бедолага губернаторухитрился таким вот манером угодить в пословицу и в чем там было дело? Жаль, ятоже не знаю. Но положение у вас хреновое. Бедный папа, бедный папа, ты невылезешь из шкапа, ты повешен нашей мамой между платьем и пижамой… Это недетская дразнилка, это, как ни удивительно, название модернистской пьесы…

Интересно, вы все-таки Пацей или все же Бажан?

— Это вопрос?

— Да нет, пожалуй что. Мысли вслух. Ваша девичья фамилияменя не интересует, времени нет… Дать минералочки? Я не казенную добротупроявляю, откуда у меня к вам доброта, просто у вас не могло в глотке непересохнуть после укола, а мне нужно, чтобы вы без запинок болтали… Дать?Ладно, вижу, чересчур горды, чтобы просить, но я-то не гордый… — Данил поднес кего губам стакан. — Оп, оп, хорошо пошла… еще? Как хотите, могу налить еще,пытку жаждой устраивать не буду… Итак. Не будет у нас с вами никаких преамбул,потому что мы ребята из одного ящика, меня даже не интересуют многие мелкиедетали — каким именно образом вам удалось справиться с моими людьми, ктоконкретно ставил те или иные акции, кто подсовывал президенту компромат на нашучестную фирму… Это сейчас неважно. Я четко и внятно очерчу круг вопросов,которые меня интересуют немедленно: второстепенные детали завтрашнего танца. Яуже догадался, что в Лукашевича должен стрелять снайпер. Знаю, откуда он будетстрелять. Знаю, для чего нужен был гексотан.

Знаю, на кого вы работаете. Но, откровенно вам признаюсь,мне пока что неизвестен круг фигурантов завтрашней игры. Обязательно будуткакие-то перемещения силовиков, какие-то действия подразделений… Ну, вы лучшеменя знаете. Вот эту информацию вы и должны мне слить немедленно.

— Вы уверены, что она у меня есть?

— Уверен, — сказал Данил. — Вы — моторчик. Кто-то —аккумулятор, сиречь финансирующий предприятие, кто-то — простой манипулятор, авот вы моторчик. Пружина часового механизма. И никакой ошибки быть не может, яо вас знаю достаточно.

— Вопрос можно?

— Прошу.

— Сердюк не у вас?

— Ага-а… — осклабился Данил. — Вы уже начали молниеносноанализировать ситуацию, прогоняете в уме варианты… Что ж, я и не держал вас зарастяпу… Должен вас разочаровать — Сердюк мне ничего не выдал, я до многогодобрался исключительно своим скудным умишком. Вообще, ваш Сердюк сейчас мирноразлагается — я в прямом смысле — на квартире у Багловского. Вы не решилиського-то туда послать, и это объяснимо: конспирацию нужно было соблюдать, апо-настоящему доверенных людей у вас мало… Да и день приближается… Вы будетеговорить?

Пацей поудобнее устроился на полу, насколько удалось, долгоразглядывал Данила с непонятным выражением лица, потом хмыкнул:

— Значит, вы тоже идете ва-банк?

— Время подпирает, — сказал Данил.

— А вы не боитесь, что меня будут искать?

— Ваше легальное начальство или левые боссы?

— Все равно.

— Не боюсь, — сказал Данил. — Я сам — старый гэбэшный кадр,я пришел в контору, когда вы листали под партой книжки про шпионов… И янасквозь пронизан логикой структуры. Мне очень легко поставить себя на вашеместо — в том числе и прикинуть, как провел бы завтрашний день я сам на вашемместе…

В чем-то я могу ошибаться, но главное вряд ли упускаю, длялегальных шефов вы уже подыскали какой-то ход, позволяющий вам завтра выйти изполя зрения начальства… а для левых… Думаю, все то же самое. Вам нетнеобходимости завтра что-то утрясать, все уже поставлено и должно работать безвашего участия… а вот вы, как профессионал, просто обязаны отводить некийпроцент на неудачу, на провал. И потому подыскали местечко, где будетеотсиживаться.

В конце концов, любой профи на вашем месте должен ещедопускать и то, что именно его попытаются сделать козлом отпущения. Однимсловом, со всех точек зрения для вас самым безопасным будет отсидеться где-то всторонке. И никто не станет вас искать — по крайней мере до тех пор, покачто-то пойдет наперекосяк или возникнут сложности… Так я рассуждаю в скудоумиисвоем.