— Я не об этом. Пусть Олег разбирается, если только захочетлезть в эту грязь… Оксана, я у тебя вижу одно-единственное ценное качество…

— Интересно, какое? — медоточивым голоском поинтересоваласьта.

— С органами ты никак не связана…

— Бог миловал.

— Вот и хорошо. Я просто не знаю сейчас, куда идти… В общем,я тебе оставлю свой архив, — показала она на объемистую хозяйственную сумку. —Там ничего компрометирующего, но для истории сохранить необходимо… Когда-то жебудут писать историю борьбы… Даю честное слово, ничего компрометирующего…

— Мы люди недоверчивые, — сказал Данил.

Присел на корточки, расстегнул сумку, покопался: грудывырезок из газет, на русском, на рутенском, на парочке иностранных, ксерокопиикаких-то бумаг, фотографии, рукописи, разномастные книжонки… Действительно,хлам.

— Извините, — сказал он, выпрямляясь. — Я человек аполитичный,как уже говорилось, но не хочу, чтобы Оксанку во что-нибудь этакое ненарокомвпутали…

— Вы это называете «впутали»?

— Ох, не надо дискуссий, — поморщился Данил. — У вас свояжизнь, у нее своя…

— Но ты можешь это сохранить? Оксана?

— Да сохраню, сохраню, — досадливо заверила Оксана. — Чтоэто ты вдруг решила расстаться с бесценными сокровищами?

— Просто я не знаю, что со мной будет послезавтра, — заявилаКатя тоном ребенка, которому велели хранить секрет, но его так и распирает отжелания поделиться со всем белым светом.

Видимо, то же сравнение пришло в голову и Оксане, она,переглянувшись с Данилом, безразличным тоном подначила:

— Катюша, какие ты глупости говоришь…

— Это не глупости.

— Ой, снова пошли роковые тайны, черные маски… Кать, тебе ненадоело мистифицировать парочку уставших, вымотанных любовников?

— Я тебя не мистифицирую… — она вот-вот готова была дозреть.И, наконец, решилась:

— Послезавтра, на празднике, будет наша демонстрация…

— Тоже мне секрет, — фыркнула Оксана. — Весь город знает…

— Подожди, — заявила Катя, задрав голову с видом некоегогордого превосходства. — Сейчас объясню…

Она взяла с полочки под зеркалом свою сумочку… Молниеносновыбросив руку, Данил без труда отобрал у нее тяжелый револьвер с короткимстволом.

Привычно осмотрел, отвел большим пальцем рубчатый язычокстопора и выщелкнул барабан.

Ерунда. Газовый «Агент», заряженный холостыми патронами.

— Отдайте, вы!

— Пожалуйста, — Данил без колебаний протянул ей игрушкурукоятью вперед. — Только не вздумайте бабахать в квартире, соседи вмигпроснутся, сгоряча милицию позовут…

— Дорогой пан коммерсант, я еще не сошла с ума, —торжественно заверила Катя, пряча револьвер в сумочку. — Так вот, Оксана, мнедостали пропуск на площадь. Там будет много иностранных журналистов, на сей разим замолчать ничего не удастся…

— Ах, вот оно что… — догадался Данил. — А смысл? Ну,бабахнете в двух шагах от Батьки…

— Держите вашу иронию при себе, — отрезала Катя. — Япрекрасно понимаю, что вам этого не понять… Но внимание свободной прессы кэтому событию как раз и сделает все не напрасным. Мы еще раз напомним ополитзаключенных…

Она выпрямилась, глаза горели нездоровым воодушевлением. «Ахты, Раймонда Дьен доморощенная, — ласково подумал Данил. — Так и видятся тебеуже заголовочки европейских газет… Вот только ты и знать не знаешь, сколькомадемуазель Раймонда в свое время получила денежек от нашего КГБ за свой, вобщем, абсолютно безопасный прыжок на рельсы… Да и растолкуй тебе, все равно неповеришь. Ну, в конце концов, Софа Перовская и Маруся Спиридонова, как и ты,старались исключительно идеи ради… что их для меня от этого не делает болеепривлекательными. Лучше уж Раймонда, с той, по крайней мере, все ясно: получиладенежки — и честно их отработала, не пудря себе мозги идеологией…»

— Могу вас заверить: если вы решите меня выдать, это ничегоне изменит…

— Да бросьте, — сказал Данил. — Только мы с Оксанкой имечтали вас выдать… Никогда не мешал взрослым людям делать то, что им хочется.

Удачи…

Она произнесла на полтона ниже:

— Может, вы и в самом деле человек не окончательно пропащий…

— Да мне и самому так кажется, — сказал Данил. — Иногда.

Пламенная революционерка снизошла до того, что посмотрела нанего почти что благосклонно. Произнесла все с тем же оттенком жертвеннойгордости:

— Я на тебя полагаюсь, Оксана… И на вас. Сбереги архив, есличто… До свиданья.

Повернулась и вышла, бережно придерживая висящую на плечесумочку.

Встретив взгляд Оксаны, Данил покривил губы:

— Что тут скажешь и что тут сделаешь…

— Ведь посадят дуру. Как пить дать. Даже не нужно особенноизощряться с беззакониями, есть конкретные статьи…

— Ну, давай настучим, — сказал Данил. — Поищем в справочникеномер дежурного, позвоним… Только если ее послезавтра и остановят, через неделювыкинет что-нибудь почище.

— Это верно. В конце концов, каждый человек сам за себяотвечает…Оксана подошла почти вплотную, но, сморщив нос, непроизвольноотпрянула, виновато улыбнулась. — Вид у тебя… Помоешься?

— Я ж говорю, сейчас привезут мне сменные портки… и поедеммы с тобой в одно тихое местечко. Хочешь ты или нет, а я тебя похищаю.

— Хочу, — сказала Оксана, не раздумывая. — Приключения вродесегодняшнего не для меня…

— Предпочитаешь приключения интеллекта? — усмехнулся Данил.— Ты, часом, не читала Вилта?

— Нет. Но приключения интеллекта и в самом делепредпочтительнее таких вот эскапад… Послушай, а в твоем тихом местечке найдетсяуголок, где нас оставят в покое? — Она словно бы невзначай переменила позу,халат облегал фигуру, словно поток прозрачного водопада, все, что скупопредставало взору между чуть распахнувшимися полами, волновало сильнее, чемесли бы было неприкрытым вообще. — Что смотришь?

— Очаровательна, чертовка, — сказал Данил.

— Я такая…

…Посадив Оксану в машину, он отошел с Лемке в глубь двора ужеополоснувшийся, переодетый, собранный.

— Контейнер пришел, — сказал Лемке. — И ребятки прилетели. Сэтим все в порядке, и то хлеб… Так вот, она прилетает завтра в десять тридцать.Когда наш с ней говорил, то в конце сказал: «Встречать вас будет тот же парень,что и в прошлый раз». Значит, нашего человечка под видом встречающего никак непослать. Придется брать, нет другого выхода.

— Можно подумать, я предлагал другой вариант… — буркнулДанил. — Все я понимаю, Капитан. Когда начинаешь действовать, отменить уженичего нельзя… но и наш ничего отменить не может. Волчок мне только чтосообщил, что они до сих пор не забрали Сердюка от Багловского, так он там илежит… А это замечательно, Капитан. Наш осторожничает, боится сделать лишнеедвижение.