«Да, совершенство. А теперь, Рози, после того, как тырисковала своей жизнью ради нее, после того, как ты спасла ее от тьмы и быка иБог знает чего еще, готова ли ты отдать ее двум этим женщинам? Женщинам,страдающим от неведомого тяжкого заболевания; а у той, что на холме, вдобавокеще и проблемы с рассудком? Серьезные проблемы. Готова ли ты отдать имребенка?»

— С ней все будет в порядке, — проговорила темнокожаяженщина.

Рози вскинула голову при звуках ее голоса. «Уэнди Ярроу»стояла у ее плеча и смотрела с полным пониманием.

— Да, — кивнула она, словно Рози выразила свои сомнениявслух. — Не отказывайся, я знаю, о чем ты думаешь, и скажу тебе, что все впорядке. Она сумасшедшая, никто в мире в этом не усомнится, но ее безумие нераспространяется на ребенка. Она знает, что, хотя дитя вышло на свет из еечрева, ей не даровано право оставить девочку у себя, как не дано оно и тебе.

Рози посмотрела на вершину холма, где рядом с пасущимся понистояла женщина в хитоне, ожидая конца их беседы.

— Как ее зовут? — спросила Рози. — Мать девочки? Не…

— Замолчи! — торопливо перебила ее женщина в красном, непозволяя произнести вслух слово, которое должно остаться непроизнесенным. — Имяее не так важно. Вот состояние мозгов — да. В последнее время наша леди сталаочень нетерпеливой, в дополнение ко всем прочим грехам. Давай-ка мы прекратимболтовню и пойдем наверх.

Рози сказала:

— Я решила назвать свою дочь Кэролайн. Норман не возражал.Вообще-то ему, честно говоря, было абсолютно все равно. — Она расплакалась.

— Ну что ж, на мой взгляд, хорошее имя. Замечательное имя.Да не плачь ты хоть сейчас-то. Хватит, хватит траву поливать. — Она обняла Розиза плечи, и две женщины начали подниматься по склону холма. Трава нежно шуршалапод босыми ногами Рози и щекотала ей колени. — Не хочешь послушаться моего совета,женщина?

Рози с любопытством посмотрела на спутницу.

— Знаю, в делах печали и скорби трудно принимать чьи-тосоветы, но ты подумай, кто еще посоветует тебе лучше меня? Я родилась врабстве, выросла в цепях, за мою свободу заплатила женщина, малость недотягивающая до богини. Она. — Темнокожая кивнула в сторону женщины, молчастоящей на вершине и дожидающейся, пока они поднимутся. — Она напилась водымолодости и меня заставила выпить. Теперь мы с ней в одной упряжке. Не знаю,как она, но что касается меня, то иногда, когда гляжусь в зеркало, мне хочетсявидеть морщины. Я похоронила своих детей, и детей их детей, и детей своихвнуков — и так до пятого колена. Я видела войны, которые приходили и уходили,как волны, накатывающиеся на берег, смывающие следы и разрушающие песочныезамки. Я видела людей, заживо сгорающих в огне, и сотни голов на столбах вдольулиц Луда. На моих глазах убивали мудрых правителей, а на их место возносилиглупцов; и я до сих пор живу.

Она глубоко вздохнула.

— До сих пор живу, и если то, чему я была свидетелем, неделает меня хорошей советчицей, то что же еще надо? Ты послушаешь меня? Отвечайбыстро. Этот совет предназначен не для ее ушей, а мы уже близко.

— Да. Говори.

— Лучше быть безжалостным с прошлым. Важны не те удары, откоторых мы погибаем, а те, после которых мы выжили. А теперь слушай — радисвоего же рассудка, если не жизни: не смотри на нее!

Женщина в красном платье произнесла последние словаэмоциональной скороговоркой. Не прошло и минуты, как Рози снова предстала передсветловолосой. Она уставилась взглядом на кайму хитона Мареновой Розы и снованевольно сжала одеяло с девочкой, спохватившись, когда малышка заерзала инедовольно замахала крошечной ручонкой. Девочка проснулась и смотрела на Рози сживым интересом. Глаза ее сияли той же голубизной, что и умытое ливнем небо надхолмом.

— Ты справилась с моим поручением. Хвалю, — произнес низкийчувственный голос. — Благодарю тебя. А теперь дай мне ребенка.

Мареновая Роза протянула руки. По ним проскальзывали неясныетени. И Рози заметила кое-что, понравившееся ей еще меньше: между пальцамиженщины пробивалась густая серо-зеленая растительность, похожая на мох. Иличешую. Не осознавая, что делает, Рози крепче прижала девочку к груди. В этотраз малышка начала возмущенно вертеться в одеяле и коротко вскрикнула.

Коричневая рука опустилась на плечо Рози.

— Говорю тебе, все в порядке. Она не причинит ей боли, а ябуду заботиться о ней все время, пока наше путешествие не закончится. До концаосталось совсем немного, а потом она передаст девочку… впрочем, остальное тебяне касается. Какое-то время, однако, ребенок будет принадлежать ей. Отдай ее.

Чувствуя, что совершает самый тяжелый поступок в своейжизни, хотя тяжелых поступков в ней не счесть, Рози положила завернутого водеяло младенца на протянутые руки. Раздался слабый радостный возглас, ипятнистые руки приняли ребенка. Девочка подняла глаза к лицу, на которое Розине отваживалась взглянуть… и засмеялась.

— Да, да, — заворковал сладостный чувственный голос, и былов нем что-то от нормановской улыбки, что-то такое, от чего Рози захотелосьзакричать во весь голос. — Да, милая, там было темно, правда? Темно и холодно иплохо, о да. Мама знает.

Страшные руки прижали младенца к мареновой ткани хитона.Дитя посмотрело вверх, улыбнулось, затем положило головку на грудь матери иснова закрыло глаза.

— Рози, — сказала женщина в хитоне. Голос ее прозвучалотрешенно. Это был голос деспота, который вскоре станет повелеватьбесчисленными воображаемыми армиями.

— Да, — прошептала Рози.

— Настоящая Рози. Рози Настоящая.

— Д-да. Н-наверное.

— Ты помнишь, что я сказала тебе перед тем, как тыотправилась в храм?

— Да, — ответила Рози. — Хорошо помню. — Ей отчаяннохотелось забыть слова Мареновой Розы.

— И что же? — требовательным тоном переспросила МареноваяРоза. — Что я тебе сказала, Рози Настоящая?

— Я плачу.

— Да, я плачу. Тебе было плохо там, в темноте? Тебе былоплохо, Рози Настоящая?

Она задумалась над ответом.

— Да, но хуже всего было у ручья. Мне так хотелось напиться!

— Много ли в твоей жизни такого, о чем ты хотела бы забыть?

— Да. Думаю, да.

— Твой муж?

Она кивнула.

Женщина, прижимающая спящего младенца к груди, заговорила состранной бесстрастной уверенностью, от которой у Рози сжалось сердце.