Ее могучая рука с плетью, что уже зависла для удара, внерешительности застыла. Ламех сгорбился, как старая черепашка, но великаншаопустила руку.

– Что еще за царица Савская?

– Самая красивая в мире женщина, – торопливо сказалЛамех. – Но она жила давно, очень давно! Тысячу лет назад. И с техпор не было на свете ничего подобного, но мне теперь и умереть не страшно, ибоя зрел, мне повезло…

Ее свирепое лицо выразило сильнейшее недоверие, что медленноперешло в растерянность.

– Ты о чем? – потребовала она грозно.

– О тебе, несравненная!

Все еще глядя на него с безмерным удивлением, она ­ве­лела:

– Иди вперед. Не вздумай бежать! Я бью без промаха.

Ламех взмолился:

– Я иду, иду! И хотел бы, не смог бы убежать.

– Почему?

– Ты настолько удивительна, – выпалил он, ужасаясьсвоей дерзости, – что я не могу отойти от тебя! Да лучше я упаду от твоейруки… Ты настолько похожа на царицу Савскую… особенно ноги. Да будь здесь нашимудрецы, они бы ахнули от удивительнейшего сходства! Как будто она самапоявилась воочию.

Он шел, постоянно оглядываясь, потом она пустила коня рядом.Ламех со страхом косился на ее огромный сапог, что колыхался на уровне еголица. Одним пинком переломает ему все кости!

А великанша сказала медленно:

– Меня зовут Моряна. Я самая сильная из всех женщин.А из мужчин только трое сильнее меня! Еще четверо… на равных.

– Моряна, – повторил Ламех, – какое прекрасноеимя! Наверное, от слова «мор»?

– От моря, – сказала она с неудовольствием. –Никогда моря не видела! А кто ты и зачем идешь?

– Меня зовут Ламех, – сказал он, счастливый досвинячьего визга, что грозная женщина вдруг даже разговаривает с ним. –Я иду помогать читать молитвы нашему… волхву. И мне просто повезло,что ваши боги послали мне навстречу такую красивую женщину!

Она ехала молча, Ламех втягивал голову в плечи, страшилсявспышки ярости, забыл упомянуть о ее страшной силе и мускулах. Краем глаза онневольно заглядывал под край безрукавки, ее оттопыривала могучая грудь, онзамечал белую как снег нежную округлость, вдруг Моряна сказала странноизменившимся голосом:

– А ты в самом деле считаешь, что я… красивая?

Ламех всплеснул руками:

– О, да это всяк видит!

– Да? – спросила она с сомнением. – Но мне такогоникто не говорил.

Он покачал головой. Голос был сожалеющий, будто рассказывалребенку простые истины:

– Еще бы! Для любого племени нужна прежде всего сила. Вышевсех ценятся те, кто сильнее бьет топором, дальше всех бросает дротик, дольшевсех скачет на коне. Разве у вас не так?

– Так, – подтвердила она. – А как же иначе?

– Тебе нельзя говорить, что ты красивая, – сказал он сжаром. – Понимаешь?

– Нет, – призналась она озадаченно.

Конь ее замедлил шаг, и Ламех послушно потащился вовсе какчерепаха. Впереди вырастал стан скифов, и по спине побежали крупные злыемурашки.

– Тогда они могут потерять тебя как воина, – объяснилон. – Ты станешь украшать себя цветами, шить наряды, строить глазкимужчинам…

Она презрительно фыркнула, выпрямилась.

– Да ни за что на свете!

Ее мощная грудь еще больше раздвинула края безрукавки.Теперь он видел два белых полушария, остальное скрывала тонкая кожа одежды.Шнуры натянулись, не давая распахнуться вовсе. Ламех поневоле загляделся,споткнулся, едва не упал, услышал смех и не сразу понял, что смеется та самаяженщина, чей рыкающий глас только что вздымал у него волосы на макушке. Смехбыл сильный, но женственный, грудной, с приятной хриплостью.

– А ноги, – сказал Ламех восторженно, –ноги-то! Как у царицы Савской. Недаром же царь Соломон, когда уж очень восхотелпосмотреть на ее ноги, велел пол выстелить хрусталем…

– Зачем? – спросила Моряна подозрительно.

– А она, по своей чистоте и наивности, решила, чтопридется идти через озеро, вот и подняла платье…

Моряна гулко захохотала. У Ламеха от ее громовогохохота по коже побежали пупырышки величиной с пузыри на лужах после крупногодождя. Моряна с удовольствием покосилась на свои ноги, загорелые и жилистые, отколена всаженные в яловые сапоги на двойной подошве.

– Вон там твой волхв, – указала она. – Идиспокойно, не тронут. А мой шатер вон тот, где оранжевый яловец. Если чтопонадобится, заходи. Не загрызу.

Она засмеялась, стегнула коня и лихо унеслась, забросав егокомьями земли. Ламех вытер лицо, он уже трижды вспотел, несмотря на холодныйвоздух, побрел к указанному дому. Мудрый ребе говорил, что даже грубая лестьприятна любому, а женщина проглотит любые восторги по поводу своей внешности,даже если ее, горбатую и слепую, будут называть стройной и ясноглазой. На самомделе, если смотреть со стороны, он рисковал не так уж и сильно.

Он оглянулся на шатер с оранжевым яловцом. Шатров всего два,остальной люд спит на телегах, в крытых повозках, а то и просто на земле,бросив под себя срубленные ветки. Похоже, Моряна занимает не последнее место вплемени.

От стана скифов несся резкий визг, музыка гоев, догадалсяСоломон, глухо рокотали огромные бубны. Порыв ветра принес запахи сырой кожи ижареного мяса, а чем ближе Соломон подходил, тем мощнее становились запахипота, как конского, так и человечьего, к запаху мяса примешались ароматы дикихтрав, которые здесь жрут только свиньи и скот. От резких звуков варварскихрожков у Соломона заломило в висках, а каждый удар бубна отдавался в голове,будто раскаленной колотушкой лупили по затылку.

Костры полыхали без нужды ярко, так что горела, казалось,сама земля. Вокруг пылающих огней мрачно и грозно плясали огромные мужчины.Толстые, как бревна, руки лежали друг у друга на плечах, и все выгляделимногоголовым чудовищем, оскаленным и опасным. Ритмично били в землю тяжелымисапогами, земля вздрагивала и жалобно стонала. В кострах щелкали угольки,выстреливали снопами искр, а в котлах при каждом притопе выплескиваласьпохлебка. Угли зло шипели и плевались белыми дымками.

Волосы встали дыбом, он чувствовал опасность всей кожей,словно пробирался по едва застывшей корке через кипящую лаву. В любоймомент может проломиться, в любой момент скиф может с хохотом схватить жалкогочужака и швырнуть в костер. Просто так, для забавы. А другие будут лишьсмеяться и указывать пальцами.

Рус прискакал на взмыленном коне. Клочья пены падали с удил,пузырьки пены срывало ветром, они быстро лопались на сапогах молодого князя.Лицо было злое, а в синих как небо глазах стояла неприкрытая жестокость.Мальчишка подбежал, схватил повод. Рус прыгнул на землю легко, подскочил отизбытка силы, будто земля его подбросила. Он напоминал Соломону лесного зверя,живущего ярко, люто, спешащего уж сегодня ухватить все, увидеть все, будтозавтра дня уже не будет.