– Рус, – сказала она нерешительно, – я говорила сними… Есть примеры в нашей истории, когда судьба земель решалась в поединке.

Он покачал головой:

– В нашей тоже есть. Судьба земель, царств,первородства… А что толку? Бугай им уже такое предложил. А яподдержал. Правда, в насмешку. Иудеи не пойдут на поединок.

– А ты пробовал?

Он фыркнул пренебрежительно:

– Я ж говорил! Стоит только посмотреть на воина-руса ина иудея, кем бы он ни был!

– Это верно, – сказала она медленно, – но можнопредложить поединок отряд на отряд. К примеру, сто на сто или двести надвести.

Снова он отмахнулся с растущим раздражением:

– Какая разница? Что один на один, что тысяча на тысячу.Биться же будут топорами, а не умением понимать хитрые знаки на бересте!

– Тут ты не прав.

– Что?

– Я говорю, ты не прав. Они склоняются к поединку. Ещеспорят, но половина из старейшин уже согласна.

Ему показалось, что небо обрушилось ему на голову. Тряхнулголовой, воззрился на жену с великим изумлением:

– Что ты говоришь, Ис?

– Рус, милый… У них все время борются две партии.

– Что такое партии?

– Это когда половина племени придерживается одного мнения,как поступать с нами, а другая считает, что они придумали лучше. Сейчас начинаетпобеждать партия войны. Это те, которые считают, что могут побить нас в бою.

Рус вскочил, будто его подбросил взбесившийся конь. Глаза отгнева налились кровью.

– Нас… побить?

– Рус, успокойся.

Он попытался взять себя в руки:

– А нельзя так, чтобы эти половины перебили друг друга?А та, что останется, чтобы удавилась от злости?

– Рус… – сказала она с укором. – Иудеи не скифы.Они даже оружия при себе не носят. Это у вас любая перебранка всегда переходитв драку. Потому у вас слово «брань» означает и ругань, и кровавую битву!

– А как еще? У мужчин слово с делом не расходится!

– Рус, успокойся. Это тебе на руку, не видишь? Ты тожеуверен, что сумеешь победить, если сшибутся в поединке два отряда, равные почислу?

Он оскорбленно раздвинул плечи:

– Уверен ли? Да мы можем выставить втрое меньше! И всеравно победим.

Она ласково обняла его за шею. Их глаза встретились.И прежде, чем он опустил ее на ложе, она успела горячо шепнуть ему в ухо:

– Я уверена, что Соломон сумеет убедить на поединок. Онсамый старый в Новом Иерусалиме и самый мудрый!

Соломон выглянул в окно, вздрогнул. Вдоль улицы шли понаправлению к городским воротам, загораживая ее во всю ширь, три сынаАарона – Иисус, Иосиф и Илия. Доспехи блестели на их телах, головы былиукрыты железными шапками. Народ приветствовал их радостными криками:

– Отобьем скифов!

– Смерть гоям!

– Вспомним славу Давида!

– Да вернет Яхве силу и мощь своему народу!

Братья улыбались, вскидывали мускулистые руки. Шаг их былуверен, сапоги били по мостовой мощно, и вскоре ритм слился, они шагали в ногу,гордые и уверенные в своей непобедимости, как римские легионеры.

Соломон проводил пугливым взглядом их широкие, крепкие тела,поджарые, без единой капли жира. Как быстро человек дичает, мелькнула пугливаямысль. Эти трое живут за городом, они скачут по лесам, голыми руками хватаютдиких оленей, с ножом выходят против чудовищных кабанов, один на один бьются смедведями.

Все трое братьев – сухие, опаленные ветрами и зноемсильные звери. А дети двух старших братьев, как Соломон помнил, тожевпитали в пот и кровь дикие привычки отцов. У старшего, Иосифа, семеросыновей и одна дочь – Генда, у Иисуса трое хмурых звероватых сыновей,только младший, Вениамин, еще не женат, все выбирает, выбирает…

Они чем-то похожи на скифов, подумал Соломон невольно.Только они и могут на равных тягаться с этим народом зверей. Но что за странноечувство тревоги, когда он смотрит на этих сильных людей, единственных, чтомогут дать скифам отпор? Почему страх заползает в душу как раз в тот момент,когда разум говорит, что это те, кто сейчас необходим израильскому народу?

Не в силах совладать с беспокойством, он вышел из дому.Слуги пытались сопровождать, его сверстники в старческой немощи уже не покидаютпостелей, но Соломон чувствовал, когда стоит влезть под ворох одеял, а когдаможно рискнуть на прогулку даже в скифский стан.

– Я вернусь к обеду, – предупредил он. – Мнетолько овощи, а кашу приготовить без масла и соли. Все!

Стены Нового Иерусалима были по его настоянию поставлены изтолстых бревен, вбитых в землю в два ряда. Сверху тоже были бревна, тоньше. Онпомнил, как трижды возникал горячий спор, когда приходило время подновитьстену, поправить врата. И каждый раз ему все труднее приходилось убеждать внеобходимости заменить гнилые бревна, выделить деньги на расчистку рва, послатьлюдей на вырубку кустов вдоль стены. Он чувствовал, что в следующий раз емусказали бы прямо: никаких народов Гога и Магога нет, мы – единственныелюди на свете, глупо тратить силы на эту проклятую крепостную стену, к которойвот уже лет триста никто не подходил с оружием…

Сейчас, как он видел, наверху крепостной стены на широкихкамнях были разложены костры. В огромные котлы таскали воду, вдругие – смолу. Снизу подавали в корзинах тяжелые камни, их надлежитшвырять на головы осаждающим. Дважды веревки рвались, корзины падали сострашным грохотом, взметая пыль и оставляя глубокие вмятины в твердой земле.

Страшно ревели быки, горестно мычали коровы, блеяли овцы икозы, испуганно ржали кони. Град загромоздили тяжело груженные телеги,измученные люди не знали, куда загнать свои стада скота.

В переполненном городе воды уже не хватало.В летнюю жару источники пересохли, уровень воды в колодцах понизился, асейчас стоял на прежнем уровне. Жителям Нового Иерусалима хватало бы сизбытком, но с беглецами из окрестных весей у колодцев пришлось поставитьстражу. Дров не хватало. Даже зажиточные уже питались растертым зерном и сырыммясом, мучной болтушкой. Хлеб стал дороже вчетверо, а дрова вдвое дороже хлеба.Лишь мясо было дешевым, как никогда: скот издыхал от тесноты и голода.

Навоз и нечистоты вывозить было некуда, воздух гудел отнесметных роев огромных зеленых и синих мух. Дворы смердели, люди задыхались,Соломон страшился чумы, что возникает от скопления таких нечистот и теснотынемытых людей.

С ним почтительно здоровались, кланялись чуть ли не доземли, называли спасителем. Он горько усмехался: град вот-вот падет в жадныеруки скифов. Правда, если бы не подновляли стену, то скифы уже вырезали быздесь всех, а город сровняли с землей.