Один крикнул напоследок, явно сдаваясь:

– А почему на тебе шкура?

– Со скифа содрала, дурни! – рявкнула она.

Скиф, огромный и бронзовотелый, одобрительно скалил крупныезубы, слушая ее гневные вопли. Маленькая, но сердитая! Поди еще и кусается. Егочудовищные мускулы блестели, покрытые влагой тумана, он казался то ливысеченным из оранжевого мрамора, то ли вытесанным из светлого дуба немыслимойпрочности.

Она слышала, как со стуком вытащили деревянный засов.Приоткрыли одну половинку, скиф пустил безбоязненно коня вперед, он верит вклятвы свято, подумала она с неясным чувством вины, и тут же ворота за ихспинами захлопнули, торопливо вложили засов, и она слышала, как облегченновздохнули эти мужчины, которых она привыкла считать сильными и уверенными.

Полуголый скиф как башня высился на толстом коне. От егоразнесенных в сторону плеч поднимался легкий пар, словно эти шары мускулов былиразогретыми на солнце валунами. Ее старый отец все еще сидел позади, держась заширокий пояс страшного человека. Со всех сторон сбегались люди, вооруженные кточем. Хева уже начала тревожиться, когда старший из стражей закричал:

– Всем отойти!.. У них перемирие!..

И сразу же по собравшимся прошелестело:

– Перемирие?

– Яхве, наконец-то…

– Да неужто?..

– А женщина в одежке скифа! Гляди, совсем разделазверюгу…

Хева стиснула челюсти. Измученные лица, на которыхпроступило отчаяние, насмерть перепуганные глаза, даже на лицах мужчин виднаугрюмая обреченность.

– Веди коня за мной, – сказала она великану. – Вонк тому дому, где виднеется красный край крыши.

Скиф невозмутимо развернул коня. На людей и по сторонам онпоглядывал с ленивым презрением. Страха и даже настороженности она в нем незамечала, скиф свято верил в слово, даже данное женщиной. Снова она ощутилаукол стыда, хотя какой стыд что-то пообещать дикому или даже домашнемуживотному, а потом не выполнить?

Ребе Соломон, заслышав шум и крики, сам вышел на крыльцо.Хева помахала ему рукой еще издали:

– Ребе, это я, Хева, внучка вашего брата Саула! Мой отецболен, ослаб, ему нужна помощь. А это скиф, который спас нас из подпола.Крышку завалило горящими бревнами, мы бы сами не выбрались.

Острые, совсем не старые глаза ребе блеснули. Хева увидела,что он сразу понял, что она хотела сказать, но не признавалась даже отцу. Скифих вытащил, все верно. Но спас ли?

– Приветствую тебя, доблестный Бугай, – сказал он.Глаза Хевы распахнулись, а челюсть отвисла. Бугай кивнул Соломону как старомузнакомому, а Соломон распорядился: – Занесите больного в дом.

– Вы его знаете? – пискнула Хева.

– Мир тесен, – ответил Соломон. Домочадцы помогливконец обессилевшему старику слезть с коня, на руках унесли в дом, а Соломонсказал Хеве негромко: – А ты, дочь моя, что пообещала скифу?

Она ответила быстро:

– Это не важно. Ведь клятвы перед животными необязательны,верно?

– Верно, – подтвердил он. – Что с ним хочешь чтобысделали? Убили?

Она посмотрела на могучего скифа, которого Соломон назвалБугаем, – что за странное имя! Тот ответил ей взглядом собственника,улыбнулся во всю ширь, снова показав два ряда крупных белых зубов.

После минутного колебания она буркнула:

– Не сейчас. И не при мне.

Он внимательно посмотрел в ее лицо, перевел взгляд на скифа:

– Да, такого зверя так просто не свалишь… Ты можешьпригласить его в дом? Мы сможем напоить его отравленным вином. Так будет легче,а то он перебьет уйму наших людей.

Хева вздрогнула, непроизвольно закуталась в безрукавку, ееполы едва не волочились по земле. Скиф посматривал на нее снисходительно, коньпренебрежительно фыркал. Хева пересилила себя, широко улыбнулась:

– О мой повелитель! Ты сделал все, что я просила, и теперья – твоя покорная и верная рабыня! Но прошу тебя, зайди в этот дом,отведай местных сладостей, выпей вина, и мы сразу же вернемся в твой стан!

Он в нерешительности почесал затылок. Взгляд его обежалпыльные улицы, поднялся к небу. Солнце уже медленно поднималось по восточномунебосклону.

– Разве что вино из подвала, – решил он. – Деньбудет теплый, а я люблю прохладу…

Будет тебе прохлада, подумала она мстительно. В могиле.

Служанка, обмирая от ужаса, дрожащими руками поставила настол еду и питье, исчезла, все еще не веря себе, что осталась каким-то чудомжива. От страшного скифа веяло жуткой свирепостью, как в зимний день изприоткрытой двери, а громовой смех его раскачивал стены. Хозяин, от старостиравнодушный к опасности, сам не ел, смотрел, как насыщаются этот зверь ибесстрашная девчушка, которая просидела в подвале целую неделю и потому толькопотеряла чувство страха. Ее отца отнесли во внутренние покои. Хозяин сказал,что ему нужен только отдых и сон, чтобы восстановить силы, а вот Хеве нужнеевсего хорошо поесть…

– Сколько вас было в селе? – спросил он, когда Хеваопустошила два широких блюда и перешла к третьему, но уже замедленно, утоливголод, но не утолив аппетит.

– Человек двести, – ответила она с набитым ртом.И подумала, что после пережитого уже может вспоминать о таком безсодрогания. – Я не знаю, сколько сумело укрыться во граде…

– Из той веси ни один, – ответил Соломонпечально. – Ни одна душа. Просто не успели.

Хева уже вернула скифу безрукавку, ей дали женское платье,но и одетый скиф выглядел все таким же диким зверем. Звериная шкурараспахнулась на груди, оранжевые волосы торчат наружу, такие же дикие и густые,как шерсть на волчовке. Плечи лоснятся под жирным светом масляных светильников.Он обеими руками раздирал мясо, кости трещали на его зубах как сахарныесухарики.

– Ха-ха!.. Да после нас только волкам да воронью есть чемпоживиться!.. Да и то, лучшее пожираем сами.

Хева не поняла, но от голоса скифа веяло страшным, плечи еесами собой передернулись. Соломон содрогнулся, но пересилил себя, кивнул:

– Печень и мозг?

– Такой обычай, – подтвердил скиф, довольный. –Вырвать окровавленную печень сраженного тобой врага и сожрать ее прямо у негона глазах! Разрубить ему череп и впиться зубами в теплый мозг, наполненныйгорячей кровью!..

Хева прижала ладони ко рту. Судороги поднимались из глубиныжелудка, она опрометью выскочила из-за стола. Скиф проводил ее удивленнымвзглядом, в котором, однако, беспокойства не было. До чего же дикие люди верятв силу слова, подумал Соломон. Вслух сказал:

– Сейчас вернется.

– Ага, – кивнул скиф. Он впился зубами в ломоть,оторвал, проглотил почти не разжевывая, для него это мясо было не по-мужскинежным и сочным. – Но ваших мы не ели… Или почти не ели. Воинский обычайвелит съесть печень могучего противника! Которого едва одолел. А мозг надовыедать у хитрого. А еще лучше – у военачальника. Но у вас таких невстретили.