– Ты наглец! – вскипела Мария Григорьевна. – Завел семью –изволь сам и обеспечивать! Машина! Квартира! Да у меня и денег-то нет!

И тут Игорь стал спокойно рассказывать. У Боярской чуть неслучился удар. Парень откуда-то узнал правду про Горнгольц.

– Чушь, – попыталась сопротивляться Боярская. Но Игорьтолько усмехался:

– У вас под мышкой татуировка! Откуда?

– Я никогда не скрывала, что сидела в лагере Горнгольц, –деланно равнодушно ответила Мария Григорьевна, – тебе об этом тоже великолепноизвестно. Фашисты клеймили заключенных.

Игорь усмехнулся:

– Можете вешать лапшу на уши кому угодно, но не мне,историку, который как раз занимается изучением жизни узников концлагерей. Номеру вас на запястье – это клеймо, а под мышкой – группа крови, наколка эсэсовцев.Вы – Лиззи Виттенхоф и станете платить мне за молчание.

– Ты сумасшедший! – прошипела Мария Григорьевна. – ЯАнна-Мария Зайцевская!

И тут Игорь вытащил из кармана пожелтевшую, смятую на сгибахбумажку.

– Вот смотрите, но только из моих рук.

Мария Григорьевна глянула на листочек… «Список тел,отправленных в крематорий 17 апреля 1945 года». Пятой по номеру шла Зайцевская.

– Вы присвоили ее документы, – пояснил Игорь, пряча бумажку,– есть еще одно обстоятельство… Ладно, согласен, передо мной полька,несчастное, измученное создание, скажите, вашего пожилого приятеля и коллегуЛадожского тоже держали в Горнгольце?

– Наверное, Люба рассказывала тебе нашу семейную историю, –хмуро сказала Боярская, – мы с Германом познакомились в лагере.

– Вас вместе привезли?

– Я полька, он русский, нет, конечно. Когда меня доставили вГорнгольц, Герман уже был там, он очень помог…

– Ладно, ладно, – отмахнулся Игорь, – давайте без заученныхролей. Ну-ка, напомните, какой номер у вас на запястье?

– Gz 157659, – заученно ответила Боярская.

– Ага, – кивнул Игорь, – а у Ладожского Gz 157658,получается, что вы стояли в одной шеренге к татуировщику, в затылок.

Мария Григорьевна опрокинула стакан с водой. Действительно,Кирилл-Гюнтер сделал татуировку сначала Ладожскому, а потом ей. В машинкепереставлялась автоматически последняя цифра, но никто до сих пор не обратилвнимания на последовательность номеров, такая идея пришла в голову лишь Игорю.

– Хорошо, – быстро сказала Мария Григорьевна, – машинуполучишь послезавтра, в качестве подарка на свой день рождения.

Игорь кивнул:

– Лады.

– Надеюсь, ты не станешь дальше распространять пришедшиетебе в голову глупости? Игорь гадко улыбнулся.

– Мое благосостояние зависит от вашей жизни и работы! Станузаботиться о вас, милая тещенька!

– Они намазали ядом шампур! – завопила я. Олег спокойновозразил:

– Нет, Валерий влил яд в вино, которое пил Игорь. Парень,увидав ключи от машины, расслабился в успокоился, решил, что теща испугалась доколик и будет платить. Валерий – опытный токсиколог. Доза отравляющего веществабыла составлена так, чтобы убить парня примерно через двенадцать часов. То, чтоон напоролся на шампур, чистая случайность, но она сильно облегчила задачу.Малограмотный доктор из сельской больницы ни на секунду не засомневался, что унесчастного столбняк, впрочем, отдельные симптомы и впрямь были похожи.

Первые недели после похорон Валерий и Мария чувствовалинекоторую тревогу. Пожелтевшую бумажку, список трупов, они так и не обнаружилив вещах Игоря, но больше никто не пытался их шантажировать, и парочка вздохнуласвободно.

Затем настал час Любы.

Олег взлохматил свои и без того торчащие в разные стороныволосы.

– Вообще говоря, бедной Любе просто не повезло. МарияГригорьевна была очень недовольна младшей дочерью. Та не пошла в науку,занялась торговлей, открыла секс-шоп. На взгляд матери, Люба оказалась простодурочкой, а после смерти Игоря вообще стала заговариваться. Сначала ударилась вмистику. Связалась с такими же ненормальными, как сама, ходила на какие-тосборища, занималась вызовом духов. Мария Григорьевна только головой качала,слушая, как дочь на полном серьезе вещает:

– К нам приходил Наполеон, велел быть осторожными, двадцатьвторого августа грядет конец света!

Но потом, слава богу, Люба слегка поостыла, забросиласпиритизм, увлеклась Интернетом, просиживала ночи в сети, утром, невыспавшаяся,но воодушевленная, рассказывала матери о своих новых знакомых. МарияГригорьевна делала вид, что ей интересно. В разговорах чаще всего мелькали имяи фамилия Вики Виноградовой. Скоро Боярской стало казаться, что она знаетВиноградову лично. Впрочем, Вика нравилась Марии Григорьевне. Похоже, она былацелеустремленной и могла в положительную сторону повлиять на ее более чемнеразумную дочь. Но потом Люба загрустила – Вика уехала в Лондон.

Еще через некоторое время Люба стала дерганой, приняласьговорить о скорой смерти, вновь начала бегать к медиуму и вертеть блюдечко.События шли по нарастающей. Люба простудилась, попробовала лечитьсязакаливанием, кашляла…

Однажды она вернулась из города бледная до синевы.

– Дух Игоря сказал, что меня убьют!

– Иди ляг в кровать, – велела Мария Григорьевна.

– Убьют! Из-за бумажки! Он, Треш, деньги и бумага… Вид уЛюбы был совершенно безумный, и Мария Григорьевна решила показать дочь припервой возможности психиатру.

– Выпей новопассит, – велела она Любе. Но та заперлась вспальне, потом выбежала на улицу, вернулась поздно, потная и растрепанная.

– Ты где была? – налетела на нее мать.

– Ходила по магазинам, раскладывала письма с просьбой опомощи, пусть меня спасут! – заявила Люба. – Кто-нибудь прочитает, придет сюда!

Мария Григорьевна испугалась: дело плохо, похоже, дочь сошлас ума. Но тут вдруг Люба встала, вытянула руки и с совершенно безумным лицомчужим голосом забасила:

– Здесь бумаги, там, туда, влево, в часах…

Покачиваясь, словно пьяная, Люба подошла к большим настеннымчасам, схватила гирю, остановила ее, развинтила и вытащила пару листков бумаги,потом села прямо на пол и уже своим голосом сообщила:

– Вот, дух Игоря на сеансе объяснил, где лежит! Сказал,беречь как зеницу ока!