– Так бабка приходила, – пояснил папенька, нацеливаясь наопята. – Предложила купить за бесценок. Чистенькая такая старушка, в беломплаточке, навроде маменьки моей покойной, видать, пенсия маленькая. Вот иприторговывает консервами. Да глянь, какие отличные грибки! Картинка!

В то же мгновение в моей голове пронеслась цепь картинок,словно кто-то включил видеокассету в убыстренном режиме. Вот соседка ВикиВиноградовой, миловидная дама в брючном костюме, с укоризной восклицает: «Развеможно покупать грибы у незнакомых? Да и у знакомых не надо!» Вот в разговорвступает мужчина из соседней квартиры: «А у нас так знакомая отравилась! Самасделала – и ау, спасти не успели. Мы с женой после этого случая только вареньеварим».

Я вскочила на ноги с воплем:

– Не смей! – и выбила у папеньки из рук ложку.

– Ты че. Вилка, оборзела! – заорал Ленинид. Я схватила мискус грибами и вывалила их в помойное ведро – Не ешьте, они отравлены.

– Офигеть можно! – покачал головой Семен. – Вот до чегодоводит людей работа над криминальными романами. Мания преследования! Случай,описанный в науке!

Не обращая внимания на насмешки, я стала собирать тарелки иставить в мойку.

– Объяснит мне кто-нибудь, что происходит? – взвилсяпапенька. – В кои-то веки сели все вместе поужинать, и пожалуйста! Ну нехренота ли? Там еще в банке грибы остались?

Я быстро схватила трехлитровую банку.

– Нет!!!

– Ваще, блин! – завозмущался Ленинид. Но его прервалспокойный голос Олега:

– Не трогай опята. Похоже, грибы есть не надо. Я сблагодарностью глянула на мужа.

– Но почему? – удивленно спросил Сеня. Куприн отложил вилку.

– Очень надеюсь, что сейчас госпожа Тараканова спокойносядет на свое место и объяснит нам несколько вещей: отчего сюда прибылинесъедобные грибочки, где она ночует и в какую лужу вляпалась на этот раз?

После этого высказывания супруг в упор посмотрел на меня.Сеня, Томочка и Леонид тоже уставились, не мигая, в мою сторону.

– Э…э…э… – забормотала я. – Разговор долгий, время позднее.

– А мы не торопимся, – сообщил Ленинид.

– Это точно, – каменным тоном подтвердил Олег. Я увидела налице у мужа самое нехорошее, злое выражение и принялась каяться.

Я понимаю, что вам хочется узнать, каким образом распуталисьвсе завязанные узлы. Я сама чуть с ума не сошла от любопытства, потому чтоКуприн, услыхав мой подробный отчет, отобрал диктофон, пленки с записями изапер меня дома. В принципе, я могла открыть дверь, Олег не приковал меня цепьюк батарее. Но он безо всякой улыбки заявил:

– Если выйдешь из дома до моего разрешения, можешь назад невозвращаться!

– Ты меня выгонишь! – возмутилась я. – Вот благородныйпоступок! Олег скривился.

– Сам уйду!

Отчего-то я испугалась и просидела семь дней тихо-тихо, изчистого подхалимства жаря каждый вечер блинчики! В воскресенье вечером Сеня невыдержал:

– Послушай, Олег, может, разрешишь Вилке выходить изквартиры? А то я превращусь в кабана!

Куприн пропустил замечание мимо ушей, но и не стал ругатьсяЯ сочла момент подходящим и робко попросила – Ты бы хоть чуть-чуть рассказал –Нет! – гаркнул Олег, и тут зазвонил телефон. Я потянулась к аппарату – Нет, –вновь рявкнул муженек и сам схватил трубку, но уже через секунду сунул ее мне:

– Тебя, из издательства – Алло, – пролепетала я, – слушаю.

Вот еще одна странность: едва услышу голосок ОлесиКонстантиновны, начинаю ощущать себя котенком, который написал на ковер. Нупочему из моей груди вырывается идиотское прихихикивание, а ноги сгибаются вколенях?

– Виола Ленинидовна, где рукопись? – спросила редактор.

– Э. , дописываю.

– Но срок истек вчера!

– Дайте мне еще две недельки, пожалуйста! Из трубки донессятяжелый вздох.

– Уважаемая Виола Ленинидовна, «Марко» заинтересовано вработающих авторах. Вот Смолякова, если договорились на восьмое число, седьмогоуже тут – Прошу только четырнадцать дней.

– Ладно, – сухо бросила редактор и отсоединилась. Яуставилась в окно. Так! Все ясно, из «Марко» меня выгонят! Книгу не написать!Развязки не знаю, а Олег не расскажет! И просить его не стану В носу защипало.Я попыталась проглотить комок в горле и внезапно заревела в голос. До сих порплакала лишь от злобы, но сейчас по щекам текли слезы отчаяния!

– Вилка, – бросилась ко мне Томочка, – что случилось?Успокойся!

Но я терпеть не могу, когда меня начинают утешать, я вообщене люблю выглядеть слабой, несчастной, беспомощной маргариткой. Нет, ВиолаТараканова сильная! Но слезы лились по лицу, а я неожиданно ляпнула:

– Никогда! Никогда мне не стать знаменитой писательницей!

В тот же момент я разозлилась на себя до зубной боли. Вотнюня! Нечего рыдать на глазах у всех! Пытаясь справиться с истерикой, японеслась в ванную, на бегу услышав укоризненный возглас Томочки:

– Олег! Как тебе не стыдно!

Примерно через час, умытая и внешне спокойная, я вернулась вгостиную, где домашние продолжали смотреть телевизор Надеюсь, у них хватит ума,чтобы не лезть ко мне, пусть наслаждаются фильмом по Агате Кристи.

Но Олег мигом щелкнул пультом, экран погас.

– Теперь слушайте, – велел супруг, – история длинная,запутанная Не веря своему счастью, я плюхнулась на диван. Не может быть! Купринрешил все рассказать!

– Нам кажется, – завел муж, – что Великая Отечественнаявойна была так давно, что никаких свидетелей не осталось, но это не правда.Человеку, рожденному в двадцать первом году, в нынешнем едва перевалило завосемьдесят. Конечно, возраст почтенный, но далеко не все старики маразматики иинвалиды. Кое-кто может похвастаться хорошим здоровьем и крепким умом. Чемдальше от нас годы той кровопролитной войны, тем больше появляется легенд.Отличить правду от лжи становится трудно.