Потом он снова подумал о том, зачем Мари уехала в Бостон ипочему именно сегодня. Действительно ли она собиралась решительно порватьпоследнюю нить, связывающую ее с прошлым, или, напротив, она поехала туда,чтобы поклониться тому, что не давало ей окончательно расстаться с Майклом.

И, наверное, впервые за эти два года Питер задумался о том,имеет ли он право вмешиваться. Может ли он встать между ними? Наблюдая заМайклом, Питер все отчетливее видел перед собой Мари такой, какой она была докатастрофы. Майкл служил сейчас живым воплощением всей ее прошлой жизни и техчерт ее характера, которых Питер не знал, не понимал и не желал понимать. Длянего она никогда не была Нэнси Макаллистер, и он хотел только одного — чтобыона оставалась той Мари, которую он знал и любил и которую он заново создалсвоими собственными руками.

И до недавнего времени она оставалась для Питера только МариАдамсон, но теперь он прозрел и увидел перед собой совсем другого человека,который — словно слова, написанные симпатическими чернилами, — проступалсквозь безупречные черты Мари. Проступал, сливался с ними, образуя что-тотретье — не прежнюю Нэнси, не знакомую ему Мари, а кого-то другого, совершеннонового и незнакомого, и Питер вдруг понял, что все это время он вел войну, вкоторой не мог победить, и что теперь ему остается только склониться переднеизбежным и принять свое поражение.

И дело здесь было не только в Мари, вернее — совсем не вМари. Как и она, Питер тоже сражался со своим прошлым, стараясь отнять у негото, что когда-то потерял. В Мари было очень много от женщины, которую Питерпродолжал любить, и он дорожил этими черточками, напоминавшими ему о Ливии,едва ли не больше, чем тем новым человеком, которого он вернул к жизни припомощи скальпеля, донорской кожи, современных шовных материалов и своегоискусства хирурга.

Питеру вдруг пришло в голову, что, возможно, он не имелправа поступать с Мари подобным образом. Нет, не с Мари, а с Нэнси. Еще никогдаза всю свою карьеру он не позволял себе столь свободно обращаться с внешностьюпациента. Но, с другой стороны, Питер был ее единственной надеждой — кроменего, ей не на кого было рассчитывать, не на кого положиться. И он не толькосделал ей новое лицо, но и стал для нее всем в жизни… Всем, кроме одного, аименно этого Питеру хотелось сейчас больше всего.

Глядя на лицо Майкла, Питер с горечью сознавал, что в жизниМари он играл роль спасителя, друга или старшего брата. Она этого еще непоняла, но придет время, и она поймет, и тогда все будет кончено. Во всякомслучае, для него…

Между тем встреча подошла к концу, и сотрудники Майкла,попрощавшись с Питером, вышли из кабинета в приемную. Майкл решил немногозадержаться. Они с Питером как раз обменивались пустыми, ничего не значащимилюбезностями, когда Майкл неожиданно замолчал и уставился куда-то за спинухирурга.

Там на стене висела картина… Нэнси начала ее два года назад,но не успела закончить. Это должен был быть его свадебный подарок, но холстисчез из квартиры Нэнси после того, как она умерла. И вот теперь он виситздесь, в кабинете этого пожилого врача с печальными синими глазами. И она закончена!

Не говоря ни слова, Майкл отстранил Питера и, словносомнамбула, подошел к стене. Питер наблюдал за ним, не понимая, что происходит.

Подойдя к картине, Майкл долго молча смотрел на нее. Потомпривстал на цыпочки, ища в левом нижнем углу, где Нэнси всегда подписывала своиработы, имя художника.

И Майкл нашел его. В углу холста мелкими буквами значилось:«Мари Адамсон».

— О боже мой! — простонал Майкл глухимголосом. — Боже мой!.. Этого не может быть! Я ничего не понимаю…

На самом деле он сразу все понял. Правда явилась ему, какослепительная вспышка, как молния, как озарение.

Они все лгали ему. Лгали. Нэнси осталась жива! Она сталадругой, но она выжила. Мари Адам-сон… Неудивительно, что она смотрела на него стакой ненавистью, а ведь он ничего не знал. Он даже не подозревал!.. Правда, вее фотографиях, в ней самой ему чудилось что-то знакомое, близкое, но он дажеподумать не мог…

Когда Майкл повернулся к Питеру Грегсону, в его глазахстояли слезы. Питер с сожалением посмотрел на него и отвел взгляд, страшасьтого, что неминуемо должно было произойти.

— Оставьте ее в покое, Хиллард, — сказалон. — Ей пришлось очень нелегко, но сейчас все уже позади.

Но его словам не хватало убедительности, и он сампочувствовал это. Питер вовсе не был уверен в том, что Майклу лучше держатьсяподальше от Мари. Ему даже захотелось подсказать Майклу, куда она поехала, ноПитер промолчал.

Майкл продолжал смотреть на него, и с его лица не сходилоизумленное выражение.

— Они обманули меня, Грегсон, — проговорил онхрипло. — Ты знал об этом? Они сказали мне, что Нэнси умерла. И я тоже какбудто умер. Я работал как проклятый, жил по инерции, жалея только об одном —что я не погиб вместо нее или, по крайней мере, вместе с ней. Я…

Он не смог продолжать, слезы душили его. Майкл обхватилголову руками.

— Я не знал, я ничего не знал!.. — сновапробормотал он. — Она наверняка ждала меня, а я… а я… Одно это могло убитьее. Ничего удивительного, что теперь Нэнси ненавидит меня. Ведь она ненавидитменя, правда?

Отняв руки от головы, он попятился назад и, наткнувшись накресло, упал в него.

— Нет, — сказал Питер. — Мари вовсе нененавидит вас. Просто она хочет, чтобы все это как можно скорее осталосьпозади. У нее есть на это право.

«А у меня есть право на нее, на ее любовь…» Он хотел сказатьэти слова вслух, но что-то помешало ему. Майкл, однако, как будто прочел егомысли. Как раз в этот момент ему вспомнились слова Бена о том, что у МариАдамсон есть «спонсор», светило пластической хирургии. Гнев и отчаяние вспыхнулив нем с такой силой, что, не сдержавшись, Майкл схватил Питера за лацканыпиджака.

— Постой-ка, приятель, — прошипел он, — какоеправо ты имеешь говорить, что она хочет «оставить все это позади»? Кто тебесказал? Откуда ты знаешь, что между нами было? Откуда ты знаешь, что этозначило для Нэнси и для меня? Или ты хочешь, чтобы я, ни слова не говоря,отказался от нее? Чтобы я молча ушел из ее жизни? Ты этого хочешь, Грегсон?!

Майкл слегка встряхнул Питера и продолжил:

— Так вот, ничего у тебя не выйдет! Я не дам тебеиграть с моей жизнью — ею и так уже довольно пораспоряжались. Только Нэнсиможет сказать мне, чтобы я оставил ее в покое. Только ее я послушаю!..

— Она уже сказала вам это, Хиллард, — тихо сказалПитер, глядя ему прямо в глаза.

Майкл выпустил его пиджак и попятился, и гнев у него на лицесмешался с растерянностью. За два прошедших года только сейчас в нем началипроявляться сильные эмоции, а до этого он пребывал словно в летаргическом сне.

— Нет, Грегсон, — ответил он решительно. —Это Мари Адамсон сказала, чтобы я оставил ее в покое. Мари Адамсон, а не Нэнси!Нэнси ничего мне не говорила. А ведь ей тоже придется кое-что объяснить. Почемуона не дала знать о себе? Почему не позвонила, не написала, в конце концов? Ипочему мне сказали, будто она умерла? Неужели Нэнси сама так захотела, или… илиэто придумал кто-то другой? Кто?! Кстати, Грегсон, кто заплатил за операцию?Ведь она, наверное, стоила уйму денег…