— Вы говорите это так, словно уже окончательно всерешили и не намерены менять своего решения, — заметила она сухо.

— Пока не намерен, — согласился он. — А вы?Вы замужем?

— Нет. Я, как и вы, одна.

— Знаете, Мари… Вы позволите называть вас так?.. Таквот, сравнивая то, что вы вчера наговорили обо мне, с тем, что я услышал о вассегодня, я невольно прихожу к выводу, что ваш образ жизни не слишком отличаетсяот моего. Вы, как и я, одержимы работой, одиноки, живете в своем собственномтесном мирке. Тогда почему вы так на меня набросились? Это по меньшей меренесправедливо, — закончил он с легким упреком в голосе.

— Может быть, вы правы, а я — нет, — негромкопроговорила она. — Извините…

В самом деле, ему трудно было что-нибудь возразить, хотясогласиться с ними она не могла. Но пока Мари искала какие-нибудь разумныедоводы, которые она могла бы привести, он взял ее за руки, и она вздрогнула отэтого прикосновения. Выдернув у него руки, она спрятала их под стол, и Майклснова помрачнел.

— Вас очень трудно понять, — промолвил он, словноизвиняясь.

— Наверное, — согласилась Мари. — Во всякомслучае, во мне действительно много такого, что очень трудно объяснить словами.

— И все же мне бы хотелось, чтобы вы постарались понятьменя, Мари. Честное слово, я вовсе не такое чудовище, каким вы меня вообразили.

— Я знаю, что вы не чудовище…

Мари поглядела на Майкла, и ей вдруг ужасно захотелосьплакать. Она как будто снова прощалась с ним — прощалась окончательно инавсегда, и сознание того, что она потеряла, сковало ее сердце леденящимхолодом. «Но, — подумала Мари, — может, это и к лучшему». Может, онахоть теперь поймет, что прошлого не вернуть, разбитое — не склеить, и чтопитать надежды — глупо. И это поможет ей окончательно расстаться с тем, что иподдерживало, и одновременно мучило ее все два года.

Мари негромко вздохнула и посмотрела на часы.

— Извините, но мне пора. Надо работать.

— А как насчет нашего предложения, Мари? Можете ли выменя обнадежить или я так и не приблизился к положительному ответу?

— Боюсь, что не приблизились, — ответила онамрачно.

Майкл впервые за все время подумал о том, что, как это нипечально, но ему, видимо, придется отступиться. Она не передумает — теперь онзнал это твердо, а значит, все его усилия были напрасны. Мари Адамсон оказаласьдля него слишком крепким орешком, но, несмотря на это, она ему нравилась. Оченьнравилась, особенно когда отбрасывала свою враждебную настороженность. Тогда вней появлялась какая-то особенная мягкость, доброта, которые притягивали его снеобычайной, почти сверхъестественной силой.

— Как вам кажется, — спросил он уныло, — естьу меня шанс уговорить вас поужинать со мной? Раз мое дело не выгорело, мнеполагается утешительный приз.

Поглядев на его расстроенное лицо, Мари негромкорассмеялась.

— Когда-нибудь — может быть, но не сейчас, не сегодня.Дело в том, что мне нужно на некоторое время уехать из города.

«Проклятье», — подумал Майкл. Он терял очко за очкомбез малейшей надежды отыграться.

— И куда вы направляетесь, если не секрет?

— Назад, на Восточное побережье. Мне нужно привести впорядок кое-какие личные дела.

Это решение созрело у нее в последние полчаса, и теперь Маритвердо знала, что ей следует сделать. В некотором смысле речь шла о том, чтобыокончательно похоронить прошлое, хотя на самом деле ей предстояло не зарыть, анаоборот — откопать одну вещь. Питер был прав — нужно довести процесс собственноголечения до конца, и теперь она знала, как это сделать.

— Тогда я позвоню вам, когда в следующий раз прилечу вСан-Франциско. Надеюсь, что тогда мне повезет больше.

«Может быть, — подумала Мари. — А может, к этомувремени уже не будет никакой Мари Адам-сон, а будет миссис Грегсон. Я сновастану цельным человеком, и никакие призраки из прошлого не смогут причинить мнетакой боли, какую причинил ты».

Они вместе вернулись к грузовику, и Майкл довез Мари додома. Она почти ничего не сказала ему на прощание — только поблагодарила заприятный завтрак, пожала руку и скрылась в подъезде.

Майкл растерянно провожал ее взглядом и чувствовал, как имовладевает глубокая печаль. Он не просто проиграл — именно сейчас он вдругпонял, что теряет что-то очень важное, безмерно дорогое и невосполнимое. Чтоименно — делового партнера, привлекательную женщину, друга, наконец, —этого Майкл не знал. И все-таки вместе с Мари уходило из его жизни что-то оченьважное, и впервые за все два года он в полной мере ощутил всю тяжесть своегоодиночества.

Мари уже давно скрылась из вида, а он все смотрел на двериее подъезда. Потом он завел мотор и погнал грузовик обратно к отелю.

А Мари тем временем уже разговаривала по телефону с Питером.

— Сегодня вечером, дорогая? Но у меня назначенаоперация. — Он говорил торопливо, и Мари поняла, что поймала его впромежутке между двумя пациентами. В последнее время Питер много оперировал, иМари старалась не беспокоить его по пустякам.

— Тогда приезжай после операции, это важно. Я… я завтраулетаю.

— Куда?! Надолго? Когда ты вернешься? —встревожился Питер.

— Я скажу тебе, когда мы увидимся. Итак, до вечера?

— Хорошо, хорошо, только раньше одиннадцати я все равноне смогу. И потом… это выглядит не очень разумно, Мари. Разве твое дело неможет подождать?

— Нет.

Ее дело ждало уже два года, и она чувствовала себя последнейдурой, что столько тянула с этим. Ей следовало сделать то, что она задумала,уже давно, очень давно.

— Хорошо, тогда до вечера.

Питер повесил трубку, и Мари тотчас же перезвонила в службузаказа авиабилетов и забронировала себе билет на завтрашний рейс. Потом онасвязалась с ветеринарным центром и договорилась насчет Фреда.

Мари повезло. Один из клиентов Фэй не смог прийти наочередной сеанс, и в половине четвертого у нее образовалось «окно». И вот Мариснова оказалась в хорошо знакомом, уютном кабинете, в котором она не была вотуже несколько месяцев.

Устроившись в кресле, Мари по привычке вытянула ноги понаправлению к камину, дрова в котором не горели по случаю теплой погоды, изамерла, рассеянно разглядывая свои изящные сандалии из тонких золотыхремешков. Мысли ее были так далеко, что она даже не услышала, как в комнатувошла Фэй.

— Ты медитируешь или просто дремлешь? Мари с улыбкойподняла голову и посмотрела на Фэй, которая уже усаживалась на свое обычноеместо напротив нее.

— Да нет, просто я задумалась. Я рада тебя видеть, Фэй.