Савва пошел открывать. Чепуха, конечно, органы по утрам неходят, нигде еще не зафиксировано, чтобы в такой ранний час пришли, когда людисобираются на работу, у них и у самих, должно быть, в этот час-то пересменка.Может быть, просто телеграмму принесли от Греты Гарбо? Следует сказать, чтострасть отдаленной голливудской красавицы к московскому доктору СаввеКитайгородскому давно уже стала темой в семье и среди друзей.

А вдруг все-таки накликали мы беду своими хохмами, подумалСавва и открыл дверь. За дверью и в самом деле стояла беда в видеближневосточной старухи с трагически сжатым ртом и ввалившимися глазами. Он нев первый же момент узнал в этой скорбной фигуре свою тещу, а узнав, воскликнул:

– Взяли отца?!

Впервые так назвал своего многолетнего научногоруководителя.

Мэри глотнула воздуху, положила себе руку на сердце, потомпокачнулась и схватилась за притолоку.

– Хуже, Саввушка, Веронику увели...

В этот момент выбежала Нинка, вскрикнула, увидев слабеющую ибудто на глазах синеющую мать:

– Да что же ты стоишь, как остолоп! – подхватила Мэри,потащила внутрь.

После бессонной ночи Мэри Вахтанговна пошла на первыйтрамвай, чтобы застать своих в Большом Гнездниковском переулке до ухода наработу. Трясясь чуть ли не час в духоте и давке, она боялась умереть. Можетбыть, только горькие мысли и спасали ее, отвлекали от сползания в пучину. Нопотом опять, уже без мыслей, а только лишь в состоянии горя, полной беды, онаначинала соскальзывать. Одна пассажирка даже поинтересовалась не без участия:«Что с вами, гражданочка? Вы откуда?» – но тут ее остановка подошла, и онастала пробиваться к выходу.

Савва и Нина уложили мать на кушетке в кухне, открылифорточку, натащили подушек и одеял. Приняв большую дозу капель Зеленина, Мэристала возвращаться к жизни. Черты ее смягчились, синева уступала место обычнымкраскам.

Она приехала к Нине и Савве, чтобы посоветоваться. Большеждать нельзя, иначе все мы будем уничтожены. Из всех наших детей осталисьтолько вы да Цилька, но от Цильки толку мало: она только и делает, что пишетодну за другой докладные записки в Центральный Комитет, объясняет, какправильно Кирилл толковал различные установки генеральной линии. В общем, ярешила действовать. Не могу я в конце концов сидеть сложа руки и смотреть, какмои дети один за другим исчезают в этих застенках. Что я могу сделать? Бытьможет, ничего, а быть может, много. Я все-таки грузинка, и Сталин все-таки грузин.Пробьюсь к нему! Мэри совсем уже забыла о своем самочувствии. Глаза ее горели,как к финалу бравурной увертюры Россини. Она отправится в Тифлис, поднимет всесвои старые связи, всех родственников, всех друзей, установит цепочку, покоторой можно будет пройти и постучаться в двери к Сталину. Все грузинывсе-таки родственники, так или нет? Ну, что ты скажешь, Нина? Что ты скажешь,Саввушка?

Савва, изумленный, молчал. Для него идея найти такую вотгрузинскую «цепочку» к Сталину звучала пока, точно напрашиваться в родственникиогнедышащему дракону. Он никогда прежде не думал о Сталине как о грузине,вообще как о homo sapiens. Он, например, не мог себе представить его своимпациентом, с общечеловеческим анатомическим строением.

Нинка несколько минут сидела в задумчивости, уж она-то зналаТифлис лучше, чем кто-либо другой из этой троицы, потом сказала:

– А знаешь, мама, в твоей идее что-то есть. Надежды,конечно, мало, но все-таки она где-то там брезжит. Зверства хватает и в Грузии,но там иногда, и нередко, и порой в самых неожиданных проявлениях, люди вдругвозвращаются к своей сущности. Здесь же – один Молох...

Мэри вдохновилась. Конечно! Возьми только одного моего братаГалактиона, он знает весь город, и его знают все! Он пойдет куда-то на пир,поговорит с одним, шепнет другому. Почти уверена, что он найдет для меня доступк Берии, а через него... Есть и другие возможности. Я слышала, например, чтомой племянник Нугзар Ламадзе сделал большую карьеру...

Нина схватила ее за руку:

– Только к этому не приближайся, мамочка. Это страшныйчеловек, он... – Она осеклась.

Мэри внимательно на нее посмотрела:

– Ну, я просто к примеру вспомнила про Нугзара, можно и безнего...

В кухню прибежала Еленка. Над головой она держала куклу сподрисованными усами и бородой, кричала торжествующе:

– Мама, баба, смотрите! Это была Грета Гарбо, а теперь сталдоктор Карпов!

Мэри не была в родном городе уже больше десяти –одиннадцати? двенадцати? – лет, словом, с декабря двадцать седьмого, когдаона сопровождала свою «беспутную левачку» – язык не поворачивается сказать«опрометчивую троцкистку» – в безопасную фармацевтическую гавань, к дядеГалактиону. С тех пор имя города было переиначено на Тбилиси, чтобы полностьюустранить колонизаторский оттенок. Тбилиси, Тбилисо звучит в самом деле болеепо-грузински, против этого она не возражала, хотя сама предпочитала называтьгород на старый лад. В «Тифлисе» для нее звучал не колонизаторский, а, скорее,космополитический оттенок; это был город-базар, город-карнавал, проходныеворота с Запада на Восток.

Подъезжая к городу, она привела себя в порядок, причесалась,седеющую косу забрала в пучок на затылке, подмазала губы хорошей помадой,надела Вероникину шляпку, не попавшую в энкавэдэшную опись. Посмотрела на себяв зеркало – ими был богат «международный» вагон – и осталась довольна:достойная, впечатляющая дама средних лет в шляпке и меховой жакетке, купленнойу Мюра и Мерилиза в 1913 году; меховщики старой России знали свое дело!

Так она и сидела, в шляпке и жакетке, молча смотрела в окно,пока по мягким холмам осенней раскраски к ней подплывал Тифлис. Вдругвспомнились короткие годы независимости. В самом начале Гражданской войны ейудалось выехать с маленькой Нинкой из голодной Москвы на юг. ШестнадцатилетнийКирилл наотрез отказался ехать с ними. Искать убежища от Революции, ну уж,знаете ли! Единственное, что он обещал, – не поступать к Никите в полк доокончания школы.

Разгоревшаяся на многотысячные версты Гражданская войнанапрочь отрезала Тифлис от Москвы. В Грузии правил меньшевик-либерал НойЖордания, возникла независимая республика. Повсюду бушевало злодейство, царилглад и мор, а за Кавказским хребтом свободные грузины совместно с армянами иперсами, русскими, греками и евреями сидели под каштанами, пили вино итархунный напиток Лагидзе, ели свежий лаваш, редис, травы, неплохой по нынешнимвременам шашлык, как всегда, исключительный сациви с орехами, лобио, рыбешкуцхвали.