нем в Бенине. Теперь он принялся гадать. Завязал узелок на носовом платке и просил Тетю в этот вечер под Новый Год загадать и вытащить узелок. Тетя его и вытащила, что означало согласие купить Сарны! Тогда Кулицкий еще более одушевился, уверяя, что сама судьба за Сарны, и, в конце концов, убедил нас вооружиться решимостью и смело идти на Сарны! Шолковский тогда уже уехал в Бобруйск. Уходя от нас в одиннадцать часов вечера под Новый год, Кулицкий послал ему телеграмму, вызывая его обратно из Бобруйска.

Весь первый день нового 1911 года Кулицкий провел в составлении договора с нами. Мы с Витей читали и перечитывали его несколько раз. Но соглашаться с ним не могли. Кулицкий убеждал нас отступиться от первоначального намерения купить одну усадьбу с лугами, не более пятидесяти десятин, а купить, как просил Шолковский, половину имения, в котором числилось более восьми тысяч десятин.

– Поймите же! – горячился он, – это лишь простая формальность, которая облегчит нам ликвидацию имения и лучше обеспечит вам же те десять-двенадцать тысяч, более которых Вам и не придется вносить!

– Да нам вовсе не надо половины имения, – отмахивался Витя, – нам нужна только усадьба и только по своим средствам.

А эти средства и не превышали, думалось нам, десять-двенадцать тысяч (более шести тысяч потери на Шаврах мы не рассчитывали иметь), но в настоящее время и их еще не было, а на текущем счету было всего две тысячи, оставшиеся от присланных Нагорновым из Пензы. Но Кулицкий упорно стоял на приемлемости им составленного договора на покупку половины имения. Шолковский внес Дерюжинскому по запродажной двадцать пятого сентября 1910 года две тысячи. Следующий взнос в десять тысяч приходился на двадцатое января, но Шолковский, чтобы облегчить нам «внесение платежей в равных долях» (первый пункт договора) выдаст нам векселя без процентов на полгода. Тем временем лесные купцы дадут нарядную сумму за лес, и третий взнос в семь тысяч на десятое мая уже, конечно, не придется вносить из своих денег, а т. к. ссуду банка обещают сильно увеличить, до семидесяти пяти тысяч нам оставит Дерюжинский на год по закладной, да можно продать лесу. То и выходило, что приступить к покупке Сарн мы можем смело со своими двумя тысячами (!), ибо купцы уже дают сто шестьдесят тысяч за участок совсем неважного леса, почему Шолковский заблаговременно позаботился о составлении лесного плана для лесоохранительного комитета. Получив же от нас две тысячи наличными, Шолковский брал с нас векселей на три тысячи, а пять тысяч, которые оставались еще за нами в погашение задатка Дерюжинскому в двадцать тысяч, отсрочивал до двадцатого января, срок второго взноса.

Тогда, согласно нашему договору, мы должны были внести в эти пять тысяч и свою долю в пять тысяч, т. к. Горошко почти ежедневно извещал о продаже центра, то, конечно, к двадцатому января мы и осилим эти десять тысяч.

Особое внимание в договоре Кулицкого уделялось вопросу о заработке. Если таковой будет, а он должен быть без сомнения, тогда мы с Шолковским должны будем получить из него по восемьдесят процентов, а двадцать процентов уплатить Кулицкому за его труды по ликвидации, сверх того жалования, которое мы были ему обязаны выплачивать по двести рублей в месяц, т. к. он должен безвыездно жить в Сарнах, запродавать землю и лес, а также вести уже до купчей некоторые отрасли хозяйства, а именно хмелеводство, одну из важных статей дохода в имени. Сверх того Кулицкий выговорил себе пять рублей суточных во время поездок, оплату железнодорожных билетов, почтово-телеграфных расходов, которые ожидались большие.

Как ни вчитывались мы в договор с этим опасным человеком, но оспаривать условия, которые были им выработаны совместно с Шолковским, который не мог не знать, на что он идет, мы сочли неуместным.

И когда на другое утро, второго января Шолковский явился к нам из Бобруйска, мы уже не особенно колебались и, перечитав еще раз договор, смущаясь только по поводу первого пункта о взносе в равных долях, мы согласились отправиться к нотариусу оформить этот договор. Горошко писал, что игуменские крестьяне торгуют центр и уже собирают задаток, что из Радомской губернии прибыла целая партия поляков, которая на стол положит нам пятьдесят четыре тысячи и, наконец, Мещеринов телефонировал нам из Борисова, что граф Строганов поручил ему купить щавровский центр вместе с чиншевиками. Как не раздобыть десять тысяч к двадцатому января?

И мы отправились совершенно спокойно, даже без обычных опасений Вити к нотариусу Ильяшевичу вместе с Шолковским и Кулицким. Там нам передали уже готовый нотариальный договор, составленный Кулицким, и нотариально оформленную половину запродажной Шолковского на имя сестры и мое. Мы, ничтоже сумняшеся, подписали их. Далее выяснилось, что Шолковский понес уже большие расходы по составлению лесного плана, по хлопотам в лесохранительном комитете и в банке, на разъезды, наградные, всего уже более восьми тысяч. Отказаться принять на себя половину этих расходов являлось уже неудобным. Шолковский облегчил нам и эту задачу, взяв с нас еще векселей на девять тысяч, на тех же условиях без процентов и до первого июля. Нельзя нам было отказаться и от куртажных в половинном размере. Он выдал нотариальные обязательства заплатить пять тысяч Кулицкому при совершении купчей и еще двум неизвестным нам типам: комиссионеру Гецову десять тысяч и чеху Соукуну, поверенному Дерюжинского, шестнадцать тысяч из сумм, получаемых от ликвидации, пояснилось в договоре, в котором эти обязательства были отмечены. Расходы Шолковского по нотариальной запродажной в Петербурге (шестьсот сорок рублей) и передача у Ильяшевича тридцать рублей тоже пополам, были внесены в приходно-расходную книгу, которую должен был вести наш посредник Кулицкий. В нее же были внесены двести рублей наградных брату Кулицкого Юлиану, т. к. вся сделка эта была заключена благодаря ему.

Когда все было подписано и закончено, Шолковский и Кулицкий поздравили нас с «великолепным делом».

– Вы – владельцы Сарн, а я ваш управляющий, – торжественно заявил Кулицкий, низко нам кланяясь.

– А я Ваш поверенный, – вторил Шолковский.

Мы расстались очень довольные друг другом, но, не давая себе ясного отчета, что мы предприняли. Это была первая сделка, которая прошла у нас быстро, гладко, без волнений Вити, конечно, благодаря ловкости «гипнотизера» Кулицкого. Ему удалось нас убедить, что мы очень дешево купили имение, на котором мы еще непременно заработаем и покроем тогда все убытки Берновича. Была очень довольна и Оленька: в Сарнах имелся громадный флигель «pour le épaves». Была, если не довольна, то спокойна за нас и Тетя: очень симпатичным казался ей Шолковский.

В тот же вечер