— Ночью мы собираемся совершить вылазку в город, —сообщил он. — Женщин не берем. Вы не желаете присоединиться к нам?

— Что вы собираетесь делать?

— Совершим несколько преступлений ради забавы: грабежи,убийства, поджоги. Одним словом, наведем ужас в городе. Так вы идете?

— Непременно.

— Встречаемся в восемь вечера в доме Браге впредместье, оттуда и отправимся в поход.

Нас ожидал сытный ужин и двадцать пять здоровенныхгренадеров, подобранных по размерам членов, которые должны были заняться нашимизадницами, чтобы влить в нас энергию, необходимую для предстоящей экспедиции.Нас содомировали раз по сорок каждого, что было, пожалуй, многовато, во всякомслучае в тот вечер я получил больше, чем за все время своего путешествия. Послеэтого мы все почувствовали небывалый прилив сил и такое возбуждение, что непожалели бы и самого Всевышнего, если бы он нам встретился.

В сопровождении десятка отборных головорезов мы, как дикиефурии, прошли по улицам, в слепой злобе нападая на всех встречных: мы ихграбили, затем убивали и сбрасывали трупы в каналы. Если нам попадалось что-тостоящее, прежде всего мы насиловали жертву, а уж потом предавали мучительнойсмерти. Мы врывались в убогие жилища, опустошая их и калеча и уничтожая всеживое, совершая самые неслыханные и не имеющие еще названия отвратительныезлодейства, оставляя за собой стоны умирающих, пожары и лужи крови. Намвстретился дозорный патруль, и его обратили мы в беспорядочное бегство, итолько утолив свою жестокость, повернули домой, когда уже занимался рассвет наджуткими разрушениями и —бездыханными жертвами нашей безумной оргии.

Разумеется, на следующий день в газетах было напечатано, чтовесь ночной кошмар был делом рук правительства и что до тех пор, покакоролевская власть будет выше сената и закона, никто не сможет чувствовать себяв безопасности не только на улице, но даже за стенами своего дома. И людиверили тому, что читали, и мечтали о революции. Вот так всегда дурачатбедняг-обывателей, таким образом население в одночасье делается опорой, а затеми жертвой порочности своих вождей: народ всегда слаб и всегда глуп, порой егозаставляют желать короля, порой — республику, но неизменно процветание, котороеобещают вдохновители и смутьяны то при одном режиме, то при другом, оказываетсявсего лишь иллюзией, придуманной кучкой избранных ради своих интересов илистрастей[91].

Между тем решающий день — день выступления моих друзей —приближался. Да и в городе чувствовалось желание перемен: к этому сводилисьпочти все разговоры, и тем не менее я оказался более проницательным политиком,чем сенаторы, и когда они уже радостно потирали руки в предвкушении победы,понял, что ветер подул в другую сторону; я часами бродил по Стокгольму, вступаяв разговоры с самыми разными людьми, и обнаружил, что большинство населенияостанется верным королю и роялистам; из чего можно было сделать только одинвывод: сенаторская революция заранее обречена на провал. Тогда, верныйпринципам эгоизма и злодейства, которые помогали мне всю жизнь, я решилперебежать в другой лагерь и самым бесчеловечным образом предать тех, ктооказал мне приют. Потому лишь, что они оказались слабее — в этом не былоникакого сомнения; дело вовсе не в том, что на одной стороне было добро, а надругой — зло: решающим фактором выступила сила, и я хотел быть в лагересильных. Я без колебаний остался бы с сенаторами (тем более, что ониолицетворяли в моих глазах порок), будь сила на их стороне, но, увы, это былоне так, и я стал предателем. Разумеется, я поступил подло — пусть будет так. Ноподлость ничего для меня не значила, ибо в ней заключалось мое благосостояние идаже личная безопасность. Человек рождается искать на земле свое счастье — ииной цели у него нет; все пустые рассуждения на эту тему, все предрассудки,мешающие этому, должны быть отвергнуты, так как не уважение других делаетчеловека счастливым; счастлив он только тогда, когда сам уважает себя, и, действуяво благо свое, каким бы путем он не добивался его, человек никогда не потеряетуважение к самому себе.

Я попросил у Густава приватной аудиенции и, получив ее,рассказал королю обо всем; я назвал имена людей, которые поклялись свергнутьего с трона; я дал ему слово не уезжать из Стокгольма до тех пор, пока он необнаружит заговор, и попросил не более миллиона в качестве награды, если мойдонос подтвердится, если же нет, я был готов к пожизненному заключению.Бдительность монарха благодаря моим разоблачениям предотвратила катастрофу. Втот день, когда должно было начаться восстание, Густав еще до рассвета был вседле; он послал верных людей по домам заговорщиков, арестовал ненадежныхвоеначальников, захватил арсенал и при всем при том не пролил ни капли крови.Это было совсем не то, на что я рассчитывал, заранее предвкушая кровавыепоследствия своего предательства. Я также встал вместе с солнцем и вышел наулицу посмотреть, как полетят головы заговорщиков, но глупый Густав лишил меняэтого зрелища. И ужас охватил меня. Как жалел я о том, что порвал с теми, ктопо крайней мере залил бы королевство кровью. Никогда до того я не был такразочарован: ведь этого принца обвиняли в деспотизме, а он оказался смиреннымягненком, когда я дал ему в руки средство и случай укрепить свою тиранию! И япризвал чуму на его голову!

— Попомните мои слова, — говорил я тем немногим,кто соглашался выслушать меня, — что ваш принц ставит под угрозу своебудущее, вместо того чтобы воспользоваться этой редкой возможностью и водрузитьсвой скипетр на горе трупов. Коротким будет его царствование, поверьте мне, иконец его будет плачевным[92].

Тем не менее мне не пришлось напоминать ему о его обещании:Густав сам вызвал меня во дворец и вместе с миллионом крон дал мне приказнемедленно убираться из его владений.

— Я плачу предателям, — сказал он, — онибывают полезны, но я их презираю и, как только они сделают свое дело,предпочитаю не видеть их больше.

Какая мне разница, подумал я, уехать или остаться, какая мнеразница, будет ли этот мужлан уважать или презирать меня: он заплатил мне, ибольше мне ничего от него не нужно. Что же до его слов, не ему судить меня: яполучаю наслаждение от предательства и в скором времени еще немало совершу их.Вот с такими мыслями десять минут спустя я пришел к Стено.

— Это сделала моя жена, — заявил я ему, — она— настоящее чудовище; я только что узнал обо всем и о том, что она получиладеньги за свое ужасное предательство. Из-за нее я получил приказ покинутьШвецию, и мне придется его выполнить. Но прежде я бы хотел рассчитаться с ней.В городе все спокойно, и ничто не помешает нам встретиться нынче вечером инаказать злодейку. Это все, о чем я прошу вас.