должен идти в ту сторону.

Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «В той стороне смерть».

Они пошли дальше, поднимая пыль с Сити-Роад; женщина несла свою жуткую ношу. Почему никто из мужчин не забрал сверток себе? Я был подростком и то, кажется, знал ответ. Ребёнок был её, её Тэм, и она должна нести его тело столько, сколько могла.

3

Я чувствовал себя неловко из-за того, что не предложил путникам оставшееся печенье, и эгоистично из-за того, что оставил себе тележку. До тех пор, пока Радар не стала отставать.

Я был слишком погружён в свои мысли, чтобы заметить это, и вы, наверное, удивитесь (или нет), но мысли почти не касались мрачных прощальных слов мужчины в сандалиях. Мысль о том, что я могу погибнуть, направляясь в сторону города, не стала для меня большим открытием; мистер Боудич, Дора и Лия по-своему дали это понять. Но когда ты подросток, легко думать, что станешь исключением, будешь тем, кто победит и получит лавры. В конце концов, кто забил победный тачдаун в «Тёрки Боул»? Кто обезвредил Кристофера Полли? Я был в том возрасте, когда легко поверить, что быстрота реакции и разумная осторожность могут преодолеть большинство препятствий.

Я думал о языке, на котором мы говорили. То, что я слышал, не было обычным английским языком, но и не было чем-то архаичным – без всяких «сударь», «милок» и «не изволите ли». И это не был английский, как в фэнтезийных фильмах, которые показывают в «АЙМАКС», где хоббиты, эльфы и колдуны звучат, как члены парламента. Это был английский, который ожидаешь услышать в слегка модернизированной сказке.

Вот взять меня.

Я сказал, что «не могу дать им тележку, ибо мне далеко идти, и моя собака стара». Если бы я разговаривал с кем-то из Сентри, я бы сказал «потому что мне предстоит долгий путь». Я сказал «вывеска красного ботинка» вместо того, чтобы сказать «это маленький дом с вывеской в виде ботинка». И я не обратился к беременной женщине «мэм», как поступил бы в своём родном городе; я назвал её «мадам», и это слово слетело с моего языка в порядке вещей. Снова вспомнилась воронка, заполняющаяся звёздами. Мне казалось, что теперь я стал одной из этих звёзд.

Я подумал, что становлюсь частью сказки.

Оглядевшись по сторонам, я не увидел Радар, что мигом встряхнуло меня. Я опустил ручки тележки и оглянулся. Она, высунув язык, хромала в двадцати ярдах позади, так быстро, как только могла.

– Господи, девочка, прости меня!

Я отнёс её к тележке, убедившись, что мои руки у неё под брюхом и не касаются больных задних лап. Дал ей попить из чашки, наклонив так, чтобы она могла выпить столько, сколько хотела, затем почесал за ушами.

– Почему ты ничего не сказала?

Ну, да. Это была не такая уж сказка.

4

Мы продолжали идти, холм сменялся долиной, долина сменялась холмом. Мы встречали других беженцев. Кто-то сторонился нас, но двое мужчин, идущих вместе, остановились и приподнялись на цыпочках, чтобы заглянуть в тележку. Радар зарычала, но учитывая её облезлую местами шёрстку и седую морду, сомневаюсь, что она сильно их напугала. Другое дело – оружие на моём бедре. Мужчины были обуты, так что я не стал отдавать им свой последний жетон. И не думаю, что предложил бы им заглянуть к Доре, даже будь они оба босыми. Я также не стал делиться с ними съестным. Если они были сильно голодны, то могли раздобыть пищу на полях.

– Если ты идёшь в Приморье, парень, то лучше поворачивай назад. Серость пришла и туда.

– Спасибо за… – «инфу», хотел я сказать. – Спасибо за предупреждение. – Я взялся за ручки тележки, не спуская с них глаз.

Около полудня мы добрались до болотистого участка, где дорога была залита и размыта. Я согнул спину и потащил тележку быстрее, не желая там застрять, пока мы не пробрались через грязь. Тележка не казалась намного тяжелее с Радар на борту, что говорило мне больше, чем я хотел знать.

Как только мы снова оказались на сухой земле, я остановился в тени дерева, похожего на дуб в Кавано-Парк. В одном из маленьких свёртков Доры оказалось жареное мясо кролика, которое я поровну разделил с Радар. Она съела два куска, но третий уронила между передними лапами, виновато посмотрев на меня. Даже в тени я видел, что её глаза снова начали слезиться. Мне пришло в голову, что она могла подхватить то, что витало вокруг – серость, – но я отказался от этой мысли. Всё просто – это возраст. Трудно было сказать, сколько у неё оставалось времени, но, думаю, не много.

Пока мы ели, ещё пара гигантских кроликов перебежала дорогу. Затем пропрыгала пара сверчков в два раза больше тех, к которым я привык. Я был поражён, какое расстояние они преодолевали прыжками. Ястреб – обычного размера – спикировал вниз и попытался схватить одного из них, но сверчок увернулся и вскоре скрылся в траве и сорняках, примыкавших к лесу. Радар наблюдала за всей этой живностью с интересом, но не поднималась на лапы, не говоря уж о том, чтобы броситься вдогонку.

Я глотнул немного сладкого и вкусного чая. После нескольких глотков мне пришлось себя остановить. Бог знает, когда ещё доведется пополнить запасы.

– Пора, девочка. Хочу поскорее добраться до дома дяди. Мысль разбить лагерь возле леса не приводит меня в восторг.

Я поднял тележку, затем остановился. На дубе выцветшей красной краской были написаны две буквы: «АБ». Мне стало легче, когда я понял, что мистер Боудич побывал здесь до меня. Будто бы он всё ещё оставался с нами.

5

Середина дня. День выдался достаточно тёплый, я хорошенько вспотел. Какое-то время мы не видели никаких беженцев, но когда достигли подъема – длинного, со слишком пологим уклоном, чтобы его можно было назвать холмом, – я услышал за ним какую-то возню. Радар переместилась к переднему краю тележки. Она сидела, положив лапы на бортик и навострив уши. Я остановился и услышал впереди что-то похожее на смех. Снова двинулся вперёд, и остановился недалеко от гребня, прислушиваясь.

– Как тебе это нравится, дорогой? Тебе весело?

Это был высокий, как флейта, голос, срывавшийся на словах «дорогой» и «весело». В остальном он казался странно знакомым, и через секунду я понял почему. Он напоминал голос Кристофера Полли. Я знал, что этого не