Дора стояла возле своего коттеджа, прижав руки к груди. Когда она увидела, что я смотрю на неё, она поднесла ладони ко рту и раскрыла в мою сторону.

Я опустил ручки тележки, чтобы повторить её жест, затем отправился в путь. Вот что я узнал об Эмписе: добрые люди сияют ярче в тёмные времена.

«Помоги ей тоже, – подумал я. – Помоги Доре тоже».

2

Мы поднимались на холмы и спускались в долины, можно сказать, как в старых сказках. Стрекотали сверчки, щебетали птицы. Маки по левую руку он нас иногда сменялись вспаханными полями, на которых работали серые мужчины и женщины. Они замечали меня и прерывали работу, пока я не проходил мимо. Я махал им, но в ответ мне помахала только одна женщина в большой соломенной шляпе. Встречались и другие поля, лежащие под паром или заброшенные. Среди растущих овощей поселились сорняки и яркие маки, которые, как я думал, со временем возьмут верх.

Справа тянулся лес. Нам встретилось несколько фермерских домов, но по большей части покинутых. Дважды через дорогу пробежали кролики размером с небольшую собаку. Радар смотрела на них с интересом, но без видимого желания погнаться, поэтому я отстегнул поводок и бросил его в тележку. «Не подведи меня, девочка».

Примерно через час я остановился и развязал приличного размера свёрток с едой, что собрала Дора. Среди прочего там было овсяное печенье. Без шоколада, поэтому я дал одно печенье Радар, и она его слопала. Ещё там нашлись три стеклянные банки, завёрнутые в чистые тряпки. Две с водой, а в третьей было что-то похожее на чай. Я глотнул воды и дал немного Радар в керамической чашке, которую также положила моя знакомая. Радар жадно набросилась на воду.

Когда я закончил возиться с рюкзаком, то увидел на дороге трёх человек, бредущих мне навстречу. Двое мужчин только начали сереть, но женщина, идущая между ними, была тёмной, как летняя грозовая туча. Один её глаз стянулся в щёлку, идущую почти до виска, на что было страшно смотреть. Другой, за исключением едва видимой части радужки, был поглощён комком серой плоти. На женщине было грязное платье, которое так выпирало на животе, что это могло говорить только о последней стадии беременности. В руках она держала что-то завёрнутое в грязное одеяло. На одном из мужчин были ботинки с пряжками по бокам – они напомнили мне те, которые я видел на верёвке у дома Доры во время первого визита. Второй мужчина обут в сандалии. Ноги женщины были босыми.

Они увидели Радар, сидящую на дороге, и остановились.

– Не бойтесь, – крикнул я. – Она не кусается.

Они немного приблизились, но снова остановились. Теперь они смотрели на револьвер в кобуре, поэтому я поднял руки ладонями наружу. Люди двинулись с места, но перешли на левую сторону дороги, посматривая на Радар, на меня и снова на Радар.

– Мы не причиним вам вреда, – сказал я.

Мужчины были худощавыми и выглядели усталыми. Женщина казалась совершенно измученной.

– Погодите минуту, – сказал я. – На случай, если они не поняли, я протянул вперёд руку в полицейском жесте остановки. – Пожалуйста.

Они остановились. Вид этого трио был на редкость печален. Вблизи я смог разглядеть, что уголки ртов мужчин начали приподниматься, скоро они превратятся в почти неподвижные полумесяцы, как у Доры. Они сгрудились у женщины, когда я полез в карман, а она прижала свой свёрток к груди. Я достал маленький кусочек кожи и протянул ей.

– Возьмите это, пожалуйста.

Она нерешительно протянула руку, затем выхватила его из моей руки, будто ожидала, что я схвачу её. В этот момент, край одеяла съехал в сторону, и я увидел мёртвого ребёнка, возможно, около года от роду. Он был серым, как крышка гроба моей матери. Скоро у этой бедной женщины должен появиться другой ребёнок вместо этого, но, вероятно, он тоже умрёт. Если она сама не умрёт первой или во время родов.

– Вы меня понимаете?

– Мы понимаем, – сказал мужчина в ботинках. Его голос был скрипучим, но вполне нормальным. – Что ты хочешь с нас взять, незнакомец, если не наши жизни? Потому что больше у нас ничего нет.

Разумеется, у них ничего не было. И тому, кто поступил бы так с ними – или попытался, – гореть ему в аду. В самой глубокой яме.

– Я не могу дать вам мою тележку или еду, ибо мне далеко идти, а моя собака стара. Но если вы пройдёте ещё три… – Я хотел сказать «мили», но не смог произнести это слово. Я начал заново, – Если вы будете идти примерно до полудня, то увидите вывеску в виде красного ботинка. Женщина, которая там живёт, позволит вам отдохнуть и, возможно, даст еды и воды.

Это было не совсем обещание («красивые басни», как любил говорить мой отец во время телевизионной рекламы чудо-лекарств); я знал, что Дора не могла кормить и поить всех беженцев, которые проходили мимо её коттеджа. Но надеялся, что увидев положение женщины и её ужасный свёрток, она не откажет им в помощи. Тем временем мужчина в сандалиях разглядывал маленький кусок кожи. Он спросил для чего он нужен.

– Дальше по дороге, после вывески красного ботинка, о которой я вам сказал, есть лавка, где вы сможете обменять этот жетон на пару обуви.

– Здесь хыронят? – спросил мужчина в ботинках. – Моего сына надо хыронить.

– Не знаю. Я сам не отсюда. Спросите в доме с красным ботинком, или на ферме гусиной девушки дальше по дороге. – Мадам, я сожалею о вашей утрате.

– Это был мальчик, – сказала она, глядя на своё мёртвое дитя. – Мой Тэм был хорошим мальчиком. Он родился здоровым, румяным, как заря, но затем его поглотила серость. Ступайте своей дорогой, сэр, а мы пойдём своей.

– Подождите минуту. Прошу. – Я открыл рюкзак, порылся и нашёл две банки сардин «Кинг Оскар». Протянул их путникам. Они отпрянули. – Нет, всё хорошо. Это еда. Сардины. Маленькие рыбки. Потяните за колечко, чтобы открыть, видите? – Я постучал по колечку.

Мужчины переглянулись, потом замотали головами. Казалось, они не хотели иметь ничего общего с консервными банками, а женщина, похоже, совсем отключилась от разговора.

– Нам нужно идти, – сказал мужчина в сандалиях. – Что же до вас, молодой человек, то вы идёте не в ту сторону.

– Я