До тех пор, пока серая служанка не взяла меня за локоть. Насколько я мог судить по выражению того, что осталось от её лица, она боялась, но тем не менее, хватка была крепкой. Она притянула меня к себе, встала на цыпочки и прошептала своим болезненным карканьем.

– Помоги ей.

3

Я не спеша побрёл к Дому Обуви Доры, едва замечая, что дневной свет опасно угасает. Я думал о том, как Лия (в тот момент всё ещё думая о ней, как о Лее) открыла красное пятно рядом с тем, во что превратился ее рот. Как оно кровоточило, как это, наверное, больно, но она делала это, потому что жёлтая субстанция была единственным, что она могла есть и поддерживать свою жизнь.

Когда Лия в последний раз ела кукурузный початок, или стебель сельдерея, или миску вкусного кроличьего рагу Доры? Была ли она уже без рта, когда Радар щенком резвилась вокруг гораздо более молодой Фалады? Была ли красота на фоне того, что казалось крайним недоеданием, какой-то злой шуткой? Было ли проклятием выглядеть привлекательной и здоровой, несмотря на то, что постоянно испытываешь голод?

«Помоги ей».

Был ли способ помочь? В сказке несомненно нашёлся бы. Я вспомнил, как лет в пять мама читала мне сказку о Рапунцель. Воспоминание всё ещё оставалось ярким из-за финала истории: ужасное бессердечие, пересиленное любовью. Злая ведьма наказала принца, который спас Рапунцель, ослепив его. Я живо вспомнил образ бедолаги, бредущего по тёмному лесу с вытянутыми руками, чтобы нащупывать препятствия. Наконец, принц воссоединился с Рапунцель и её слёзы вернули ему зрение. Был ли способ вернуть Лии её рот? Да, слезами тут вряд ли поможешь, но, возможно, я мог бы кое-что сделать; в мире, где вращение на больших солнечных часах в обратную сторону могло отмотать годы назад, всё возможно.

Кроме того, покажите мне нормального здорового подростка, который не хочет стать героем сказки, спасителем красивой девушки, – вы не найдёте ни одного. А что касается того, что мой отец мог снова начать пить, то как-то раз Линди сказал: «Ты не можешь записать себе в заслуги его трезвость, потому что он сделал это сам». И если он снова начнёт пить, ты не можешь винить себя за это, потому что он сделает это также сам.

Я смотрел на свои кроссовки, глубоко погружённый в эти мысли, когда услышал скрип колёс. Я поднял глаза и увидел приближающуюся ко мне маленькую обветшалую повозку, запряжённую такой старой лошадью, что на её фоне Фалада казалась воплощение здоровья и молодости. В повозке лежало несколько тюков, на самом большом из них сидел цыплёнок. Рядом шли – плелись – молодой мужчина и молодая женщина. Они были серыми, но не настолько, как работники Лии и её служанка. Если этот грифельный оттенок был признаком болезни, то у этих людей она на ранней стадии… хотя Лия совсем не была серой, только лишена рта. Ещё одна загадка.

Молодой человек натянул поводья лошади и остановил её. Пара смотрела на меня одновременно со страхом и надеждой. Я легко мог прочитать выражения их лиц, потому что у них, можно сказать, имелись лица. Глаза женщины уже начали сужаться, но им было далеко до щёлочек Доры, через которые та лицезрела мир. Мужчине не повезло больше – если бы не будто расплавленный нос, его можно было бы назвать красивым.

– Тпру, – произнёс он. – Мы встретили вас на свою беду? Если да, то возьмите, что хотите. У вас есть оружие, у меня его нет, и я слишком устал и измучен, чтобы сопротивляться.

– Я не грабитель, – сказал я. – Просто путник, как и вы.

На женщине были полуботинки на шнуровке, пыльные, но целые. Ноги мужчины были босыми и грязными.

– Вы тот, о ком нам говорила дама с собакой?

– Видимо, так и есть.

– У вас есть жетоны? Она сказала, что есть, потому что я отдал ей свои ботинки. Они достались мне от отца и разваливались на части.

– Вы правда не причините нам зла? – спросила молодая женщина. Но её голос звучал по-старчески. Не хрипение, как у Доры, но близко к тому.

«Эти люди прокляты, – подумал я. – Всё они. И это медленное проклятье. Вероятно, худшее из всех».

– Обещаю. – Я достал из кармана один из маленьких кожаных жетонов и протянул молодому мужчине. Он сунул его в свой карман.

– Он даст моему мужчине ботинки? – спросила женщина своим хриплым голосом.

Я ответил на этот вопрос уклончиво, как и подобает подростку, чей отец работал в страховом бизнесе.

– Насколько я знаю, таков уговор.

– Нам пора идти, – сказал её муж – если он им и вправду был. Его голос звучал немного лучше, но там, откуда я родом, ему не получить работу диктора на ТВ или чтеца аудиокниг. – Мы благодарим вас.

Из леса на дальней стороне дороги донёсся вой. Он возрастал, пока не превратился почти в визг. Звук был ужасен, и женщина прижалась к мужчине.

– Пора идти, – повторил он. – Волчары.

– Где вы заночуете?

– Дама с собакой взяла доску и нарисовала, как нам показалось, дом и амбар. Вы их видели?

– Да, и я уверен, что они приютят вас. Но поспешите, и я сделаю то же самое. Не думаю, что остаться на дороге с наступлением темноты будет… – Будет круто, подумал я, но не смог произнести. – Будет разумно.

Нет, потому что из леса выйдут волчары, а у этих двоих не было домика из соломы и веток, чтобы спрятаться, не говоря уж о кирпичном. Они были сами по себе в этой стране. А у меня, по крайней мере, есть друг.

– Теперь ступайте. Уверен, завтра вы получите новые ботинки. Там магазин, как мне сказали. Владелец выдаст вам ботинки, если вы покажете ему ваш… ну, этот… ваш жетон. Если позволите, я бы хотел задать вам вопрос.

Они ждали.

– Что это за страна? Как вы её называете?

Они посмотрели на меня так, будто у меня крыша поехала – фраза, которую я, вероятно, не смог бы произнести, – и затем мужчина сказал:

– Тис-Эмпис.

– Спасибо.

Они пошли своей дорогой. Я пошёл своей, набирая темп, пока почти не перешёл на бег трусцой. Я больше не слышал воя, но