забрала у нее трубку и произнесла, широко улыбаясь:

– Ирис сейчас не может говорить. Передать ей что-нибудь? Конечно, я передам, – сочувственным тоном пообещала Дафна и, сияя, нажала отбой. – Вот интуиция у парня! – рассмеялась она. – Как знал, когда позвонить!

Ирис покачала головой:

– Он уже дважды звонил сегодня, но я не ответила. Это безответственно, Дафна! А если что-нибудь сейчас случится с Альмой?

– Что вдруг за черная магия! Не похоже на тебя. Зачем ты себя мучаешь? Тебе и так нелегко – не добавляй себе страданий. Тем более что завтра он будет на конференции в Тель-Авиве.

Ирис снова чуть не поперхнулась салатом:

– Эйтан? На конференции в Тель-Авиве? Как странно! Это то, что он мне передал?

Дафна усмехнулась:

– Видала я в жизни и более странные вещи. Конференции в Тель-Авиве проходят постоянно.

– Так что же он сказал? Чтобы я пришла к нему на конференцию?

– Примерно так. Что он был бы рад тебя видеть, при условии, что ты переоденешься в другое платье.

Ирис улыбнулась подруге. Может, она права, может, это знак, что надо его повидать: епитимья, которую она на себя наложила, невыносима, но Альму ее мучения не спасут.

– Кстати, как Шира? – спохватилась Ирис. – Почему от нее уже два часа ни звука?

– У нее сегодня свидание с этим парнем. Она тебя послушалась, и это, как ни странно, сработало: вторая попытка.

– Как я рада! Давай закажем десерт.

Ирис ощутила легкую зависть: у Ширы свидание, а Альма спит с незнакомыми мужчинами! Но она не позволит этому чувству испортить удовольствие от удивительно нежного пирожного. Завтра она увидится с Эйтаном, придет к нему на конференцию, дочь любит ее, и она любит свою дочь, но она любит и его, и, вполне возможно, в этом нет рокового противоречия.

– Альма живет в потрясающем доме! Классический баухаус! – заметила Дафна, останавливаясь там, где прежде подобрала Ирис.

– Это вовсе не дом Альмы, – рассмеялась Ирис, – я и не заметила, что ты едешь сюда.

– А что же ты здесь делала? – изумилась Дафна.

Ирис не знала, как ей объяснить, не в силах признать себя в той женщине, что бродила по улицам, словно обезумев. Она лишь показала дорогу к уродливому зданию – настоящему дому Альмы. И внезапно почувствовала облегчение: она заснет, несмотря на таинственное присутствие страшного паука и на отсутствие Альмы. Они увидятся утром, она имеет влияние на дочь и сумеет найти нужные слова.

Но как эти нужные слова дойдут до Альмы, если она не приходит домой? Ирис каждый час просыпалась в пустой квартире, словно нарочно освобожденной для нее. Только когда замерцал лимонный рассвет и улицы наполнил транспортный поток, она услышала, как открылась входная дверь. Напряженно вслушиваясь, Ирис старалась уловить голоса Нонны и Альмы. А вдруг они знают, что она подслушивает, и поэтому молчат? Или слишком устали? Ведь она не услышала ничего, кроме звука текущей воды и нескольких коротких перешептываний. Они не пробуют приготовленную ею питательную еду, не замечают сверкающего пола, отполированного мрамора разделочной столешницы, вазы с фруктами на столе. Они далеки от реальности, или выше ее, или ниже. А Ирис все лежала на кровати над никак не умирающим пауком и взволнованно ожидала нового дня. Она снова увидит его, она скоро встанет, примет душ и наденет короткое черное трикотажное платье, она снова встретит его в одном из приморских отелей.

Она будет ждать его в вестибюле, и он немедленно спустится к ней, а оттуда они поднимутся в один из номеров, и их души сплетутся вновь. Дафна права, нет причины прогонять его именно сейчас. Она пила кофе, когда Альма вышла из комнаты Нонны и отправилась в туалет, – в одной из черных футболок, с голыми тонкими ногами. Ирис было слышно, как она чистит зубы в маленькой душевой.

– Ты еще здесь? – недовольно буркнула дочь, натягивая брюки, и Ирис спросила в ответ:

– Ты уходишь? Куда? Ты почти не спала.

– На работу, – холодно ответила Альма. – У меня утренняя смена. Ты вечно причитала, что я ленивая, теперь я трудолюбивая, это тоже плохо?

– Сделать тебе кофе? – предложила Ирис. – Бутерброд?

– Кофе. – Дочь широко зевнула.

Ее глаза были полузакрыты, вид усталый. Измученная физической и духовной работой, Альма была не в силах сопротивляться.

Ирис подала ей кофе.

– Сегодня я заберу вашу одежду из прачечной, – доложила она, точно прилежная домработница. – Может быть, встретимся попозже? Купим какую-нибудь симпатичную тряпочку.

Но Альма была непреклонна:

– У меня нет времени.

Но, к удивлению Ирис, дочь не спросила, когда она уйдет, вернет ключ и освободит ее тель-авивскую постель. В одной ли усталости тут дело? Или Альма втайне ощущает в ее присутствии некую защиту?

Ирис снова вышла на улицу. Влажный воздух хлестал по лицу, словно мокрая половая тряпка, от выхлопных газов першило в горле, но она шла к стоянке, настолько переполненная предвкушением встречи с ним, что ее не могли остановить ни жара, ни тревожный выпуск новостей по радио, ни высокая стоимость парковки. Предстоящая встреча манила ее и двигала ею, приподнимая над реальностью.

Входя в отель, где как раз в этот день проходила конференция по неврологической боли, Ирис вдруг поняла, что дочь ощущает себя точно так же. Ведь этот человек, владелец заштатного бара на юге города, спас ее от скуки повседневности и предложил великие перемены, акробатический прыжок над реальностью жизни. Вместо экранов телевизоров, компьютеров и радаров – американские горки ночей и дней. Она утратила свободу, загипнотизированная неожиданными и ужасающими переживаниями, новым собственным лицом, которого она не находила в зеркале. Но Ирис – ее мать, она привела ее в этот мир, и это ей придется научить Альму – как прежде она учила ее говорить, ходить и понимать сигналы светофора – тому, что нельзя отступаться от реальности. Мы должны быть ей верны – верны жаре и влажности, скуке и рутине, стоимости парковки и заголовкам новостей, потому что только здесь мы свободны. Она обязана научить ее этому, пусть сама лишь теперь поняла, что то, что кажется жизнью превыше реальности, на самом деле – рабство.

Море мерцало, подмигивая бесчисленными сине-белыми глазами, и Ирис медлила, сидя в машине на стоянке отеля. Разве она не твердила учителям и родителям, что только личный пример способен привести к реальным переменам? Если она сейчас выйдет из машины и увидит его, как мечтала, если повернет свою жизнь в эту сторону, у нее не будет никакого права ожидать, что ее дочь переменит свой путь. Это не черная магия, это воспитание.

Не его ли это