– Может, мне с ней поговорить? – предложил он.

– Можно, если это получится естественно. Тут я полагаюсь на тебя, мой мальчик.

Ему было тяжело с ней расстаться. Он медленно встал, потом наклонился к ней и неловко похлопал ее по плечу.

– Все будет в порядке, – улыбнулся он, но глаза у него были влажные. – Я верю в чудеса… и в мам. Взять хоть меня, например.

Она улыбалась вслед его удаляющейся фигуре в полосатой майке, шортах и здоровенных светлых кроссовках. Да, ты действительно чудо, думала Ирис. Ведь большинство коллег даже не сомневались, что через несколько лет ты попадешь в тюрьму. Учительницы приходили к ней в слезах, родители угрожали забрать детей из школы, если тебя не исключат, как уже исключили из нескольких других школ. А по другую сторону была лишь твоя мама, с утра до ночи работавшая на фармацевтической фабрике, – беспомощная и тоже тебя боявшаяся. Но как могла Ирис отправить Сашу в коррекционную школу, если чувствовала, что за его хулиганской манерой таится редкостная душа и незаурядные способности. И она взялась за него, начала терпеливо и тщательно разминировать один за другим рубежи его обороны. Не всегда успешно: она едва не сломалась, но все-таки не отказалась от него. Даже когда он убил одного из хомячков в живом уголке, она поверила ему, что он только хотел рассмотреть внутренние органы несчастного зверька. «Он еще станет хирургом, – пообещала Ирис его перепуганной матери, – не переживайте, верьте в него, в себя и в нас. Мы направим его на правильный путь, и он пойдет по нему».

Тот год оставил тяжелый след в ее памяти: и без Саши ситуация была почти невыносимой. Посредственные преподаватели, трудные дети, методист, которая только и ждала, когда новоиспеченный директор потерпит неудачу, – но Ирис не сдавалась. Конечно, за все это расплачивается теперь Альма, ведь на нее у измотанной матери, возвращавшейся домой уже под вечер, не оставалось ни терпения, ни сил, ни интереса. Может, есть в этом некая космическая справедливость, – что мальчик, на которого Ирис тратила время вместо дочери, теперь мобилизован ею для спасения этой заброшенной девочки, ставшей дочерью космоса.

Тем временем от него пришло первое сообщение: «Сижу за стойкой бара, вид у Альмы замученный, другая официантка обращает на меня больше внимания, босс во всем белом, сидит за стойкой рядом со мной, можно дать ему в морду?» Она вновь и вновь перечитывала эти слова, когда появилось новое сообщение: «Рис, конференция окончена. Можешь со мной встретиться? Позволь мне помочь тебе!» Буквы прыгали у нее перед глазами, умоляя, и пальцы ее зависли над экраном. «Любимый», – написала она и снова почувствовала, что, если отправит ему сообщение, Альма пропала, а если нет – Альма спасена. Но, может быть, она ошибается?

Может, надо брать пример с матери Нонны: «У меня есть моя жизнь, то, что мы делаем, это наше дело»? Ведь от ее жертвы Альма ничего не выиграет. Тем не менее Ирис стерла набранные слова, потом написала их снова и с колотящимся сердцем отправила. В следующий миг пришел ответ – знак вопроса и смайлик. Вместо Эйтана она нечаянно послала сообщение Саше! Несомненно, это знак, что она не зря наложила на себя такую епитимью, решив отказаться от Эйтана, пока не спасет Альму. Чтобы не поддаться соблазну, Ирис убрала сотовый в сумку, заказала еще одну ледяную водку, и тут же снова вытащила телефон, ведь она ждет Сашиных донесений. Мысль о том, что Эйтан напрасно ждет ее ответа, лежала на душе тяжелым грузом. Уж не мстит ли она ему за то, что когда-то он ее оставил?

Вместо того чтобы отвечать ему, она написала Альме: «Девочка моя, ты, наверное, устала. Когда ты придешь? Я тебя жду» – и сразу же Саше: «Я послала эсэмэску Альме». Тотчас пришел ответ: «У нее нет времени читать эсэмэски, она все время на ногах, тут полно народа». Тем не менее Альма ответила – коротко и сухо: «Не жди меня, возвращайся к себе домой». Когда же Ирис переслала сообщение Саше, от него пришла размытая картинка: сотовый Альмы с красной крышкой лежит на стойке рядом с рукой в белом рукаве. Значит, ей ответила вовсе не Альма, а Боаз! Ирис охватила ярость, когда она представила себе, как он теперь допрашивает ее дочь по поводу того сообщения в каком-нибудь темном углу и безжалостно отчитывает. Хотелось вскочить, тотчас броситься туда, это совсем близко, они утащат Альму силой, никто не сможет остановить Сашу, а тот будет только рад доказать свою силу и пару раз отвесить владельцу заведения.

«Забудь все мои проповеди против насилия, прикончи этого человека», – шепнет она ему на ухо. Но нет, надо подождать, время еще не пришло. И она позвонила Микки, чтобы рассказать о происходящем. Его голос был на удивление тверд и спокоен. Он занимается с Омером, готовит к выпускному экзамену по обществоведению.

– У него хорошая голова, – заметил он.

Ирис решила не омрачать их редкую идиллию тревожными новостями из Тель-Авива.

– Ну и прекрасно, поговорим позже, – ответила она. Потом снова перечитала сообщение: «Не жди меня, возвращайся к себе домой» – и стала отматывать назад их скудную переписку. Сколько из этих эсэмэсок на самом деле написано Боазом?

«Я занята, прости», «Я на работе», «У меня напряженный день, сегодня я в две смены, и закрытие тоже на мне», «Я не приеду в пятницу», «Я не приеду в субботу», «Я не приеду в воскресенье». Почему она предоставила ему доступ к своему телефону? А мужчинам, с которыми она спит по его заданию, он тоже посылает сообщения от ее имени? Ирис трясло от возмущения. Как это случилось с Альмой? Как это до сих пор случается с девушками, с молодыми женщинами, в двадцать первом веке, после всех революций? Ее бабушку против воли выдали замуж за жестокого неврастеника, лишив свободы и образования, но Альма, чьи родители спят и видят, что она поступит куда-нибудь учиться, которая видела пример равноправных семейных отношений… Как случилось, что она по собственной воле захотела отказаться от своей свободы?!

– Вам холодно? Убавить кондиционер? – спросила официантка, и она пробормотала в ответ:

– Неважно, мне холодно изнутри.

Но официантка не отставала:

– Хотите чашку чая? Может быть, супу? У нас отличный суп из сельдерея.

И Ирис заказала и чай, и суп, хотя на самом деле ей больше всего хотелось убежать отсюда. Впрочем, куда? Нигде не сможет она избавиться от этого невыносимого чувства, смеси ярости и ужаса. Что